Глава вторая. Поэт возвращается в Гранаду

В письме, которое Гарсиа Лорка написал Адольфу Саласару в начале июня 1936 г. по поводу интервью, данного Багарии, он упоминал о своем намерении ненадолго съездить к себе на родину:

«Я еду на два дня в Гранаду, чтобы попрощаться с родными. Я поеду в автомобиле, а поскольку решение было внезапным, я не успел тебе о нем сказать».

Родители Федерико в это время были в Мадриде, поэтому можно предположить, что поэт имел в виду свою сестру Кончу, которая была замужем за Мануэлем Фернандесом-Монтесиносом^*, и троих ее детей. Но почему Федерико надо было «прощаться» с ними? Вероятнее всего, потому что он в те дни еще собирался поехать в Мексику, где Маргарита Ксиргу играла в его пьесах, а Саласару было известно о его планах.

Действительно, в апреле 1936 г. Лорка заявлял представителям прессы о предполагаемом путешествии в Мексику с заездом в Нью-Йорк. В Мексике он должен был встретиться с Маргаритой Ксиргу и выступить с лекцией о поэзии Кеведо («Я буду говорить о Кеведо, потому что Кеведо — это Испания»)¹. Нам неизвестно, состоялась ли поездка в Гранаду в начале июня (скорее всего, нет), но нам представляется совершенно несомненным, что в течение всего этого месяца он колебался, ехать или не ехать в Мексику. Брат поэта Франсиско Гарсиа Лорка говорил Хуану Ларреа в 1951 г., что в июле 1936 г. Федерико «носил билет в кармане и в Гранаду он поехал, чтобы попрощаться с родителями»².

Две последние недели в Мадриде Федерико прожил очень напряженно и, без сомнения, охваченный растущей тревогой.

3 июля журналист Антонио Отеро Секо провожал его в суд в Буэнависту, что в мадридском районе Саламанка, где поэт должен был уладить последние формальности, связанные с неожиданно поданным на него иском. По дороге в суд Федерико рассказал Отеро:

«Ты просто не поверишь, настолько это нелепо, но тем не менее это правда. Недавно, к моему удивлению, мне пришла судебная повестка. Я ничего не мог понять, и, сколько ни старался вспомнить, я никак не мог понять причины вызова в суд. Я пошел туда, и знаешь, что мне там сказали? Так вот, всего-навсего что некий сеньор из Таррагоны, которого я, кстати говоря, совершенно не знаю, выдвинул против меня обвинение из-за моего «Романса об испанской жандармерии», опубликованного восемь лет назад в «Цыганском романсеро». У этого сеньора, видно, внезапно взыграло чувство возмездия, мирно спавшее столько времени, и он потребовал моей крови. Я, естественно, подробно объяснил прокурору, зачем и почему я написал стихотворение, рассказал, что я думаю о жандармерии, о поэзии, о поэтических образах, о сюрреализме, о литературе и еще бог знает о чем.

— И что же прокурор?

— Он оказался человеком умным и, само собой, был удовлетворен моими объяснениями»³.

Два дня спустя родители Федерико возвратились в Гранаду. Федерико провожал их вместе с бывшим своим школьным учителем Антонио Родригесом Эспиносой, который впоследствии писал:

«5 июля 1936 г. родители Федерико Гарсиа Лорки уехали в Гранаду, чтобы, как обычно, провести лето в своей усадьбе... Проводить их на вокзал пришли друзья, был там и Федерико — он тоже провожал родителей. Я спросил его, почему он не едет с ними, он ответил: "Я договорился прочитать друзьям свою пьесу «Дом Бернарды», которую сейчас заканчиваю; я привык выслушивать их мнение о моих новых вещах"»⁴.

Через несколько дней Федерико ужинал у своего друга Карлоса Морла Линча. Там же был Фернандо де лос Риос, который был «явно обеспокоен» политической обстановкой. «Народный Фронт разваливается, — говорил он, — а фашизм набирает силу. Не стоит обманывать себя. Положение крайне серьезное, нас ожидают тяжелые времена». Карлос Морла записал в своем дневнике, что в тот вечер Федерико изменила его обычная жизнерадостность.

«Но сегодня Федерико говорит мало, вид у него отсутствующий, мысли витают где-то далеко. Он не такой, как всегда: сияющий, блестящий, остроумный, полный веры в жизнь и бурлящего оптимизма.

Под конец он тихо говорит слова, давно ставшие его кредо: «Я член партии бедняков». Но в этот вечер он — словно думая вслух — добавляет: «Я член партии бедняков, но... добрых бедняков».

И не знаю почему, но я не узнаю его голоса, словно, произнося эти слова, он говорит издалека»⁵.

Марсель Оклер в книге о Гарсиа Лорке описала тревожные дни, предшествовавшие гражданской войне; дни эти были полны дурных предзнаменований. Хосе Кабальеро рассказал французской писательнице, как однажды, беспокоясь о Федерико, которого давно не видел, он пришел к нему на улицу Алькала:

«Еще немного, и ты нашел бы меня мертвым, — сказал ему поэт, увлекая его в темную часть комнаты (жалюзи были опущены, несмотря на то что был полдень) и показывая ему над притолокой след от пули.

— Ты был в этой комнате?

— Нет, но если бы я здесь был?

И он рассказал Пепе, что запретил своей служанке выходить на улицу, она пекла хлеб дома... Он прятался, скрывался от друзей, не подходил к телефону и только изредка навещал семью Морла»⁶.

На другой день Федерико сидел в баре с Сантьяго Онтаньоном, Пако Иглесиасом, Рафаэлем Родригесом Рапуном и Хасинто Игерасом, когда пронесся слух, что горит театр «Эспаньол».

«Федерико отказался пойти туда, объясняя это привычной фразой: «Не хочу я этого видеть!» А потом добавил: «На мне голубая рубашка. Еще за фашиста примут!» Вцепившись в руку Онтаньона, он твердил дрожащим голосом: «Бедные рабочие, бедные рабочие!»

Онтаньон проводил его на улицу Алькала. Больше он его никогда не видел»⁷.

В субботу 11 июля Лорка с несколькими друзьями, среди которых был и депутат социалистической партии от Эстремадуры Фульхенсио Диес Пастор, ужинал у Пабло Неруды. Диес Пастор был крайне озабочен политической ситуацией, и Федерико беспрестанно задавал ему вопросы. «Я еду в Гранаду!» — воскликнул поэт. «Оставайся лучше здесь, — ответил Диес Пастор. — Нигде тебе не будет спокойнее, чем в Мадриде». Позже Агустин де Фокса, писатель-фалангист, давал поэту тот же совет: «Если хочешь уехать, езжай в Биарриц, а не в Гранаду». На что Федерико ответил: «А что я буду делать в Биаррице? В Гранаде я работаю»⁸.

В воскресенье 12 июля в девять часов утра четверо фалангистов убили лейтенанта штурмовой гвардии Хосе Кастильо^** в ответ на убийство одного из своих товарищей. Положение становилось взрывоопасным⁹.

Вероятно, именно в этот вечер Федерико читал «Дом Бернарды Альбы» у доктора Эусебио Оливера. Среди слушателей были также друзья поэта Хорхе Гильен, Гильермо де Торре, Педро Салинас и Дамасо Алонсо. Последний будет потом вспоминать, что, когда гости выходили из дому, разговор шел «об одном из многих писателей, посвятивших себя политической деятельности», и Федерико воскликнул: «Как это обидно, Дамасо! Теперь он больше уже ничего не напишет! (Здесь, по словам Дамасо Алонсо, пропущена одна фраза.) Я никогда не стану политиком. Я революционер, потому что все настоящие поэты — революционеры. Ты согласен со мной? Но политиком я никогда не буду, никогда!»¹⁰ Следует предположить, что эти слова, назойливо повторяемые теми, кто утверждает, будто Лорка был аполитичен, говорят только о решении поэта не вступать в какую бы то ни было из существовавших тогда в стране политических партий¹¹.

Через несколько часов, в три часа ночи 13 июля, был схвачен и убит Кальво Сотело^***. «Зловещая дата», — записывал в своем дневнике в тот день Морла Линч.

«Федерико не приходил, и нас удивляет его отсутствие. Мы его не видели уже несколько дней, но вряд ли он уехал в Гранаду»¹².

Однако в то самое время, когда Морла Линч делал эту запись в дневнике, Федерико был уже на пути в Гранаду.

В сведениях о последнем дне, проведенном поэтом в Мадриде, много пробелов и противоречий. Не оставляет сомнений то, что большую часть этого дня Федерико провел со своим другом Рафаэлем Мартинесом Надалем. Он зашел за Федерико около двух часов и повел обедать к себе домой. После обеда они на такси поехали в Пуэрта-де-Йерро, в пригород, и там внезапно Федерико решил в тот же вечер уехать в Гранаду. Он воскликнул: «Рафаэль, эти поля скоро покроются трупами. Решено. Я еду в Гранаду, и будь что будет». Мартинес Надаль рассказывает, что они тут же поехали в агентство Кука за билетами на поезд, а потом вернулись на улицу Алькала собирать вещи Федерико¹³.

Мартинес Надаль не упоминает о том, что в тот вечер поэт посетил своего любимого учителя из Фуэнте-Вакерос Антонио Родригеса Эспиносу, который в своих воспоминаниях писал:

«Вечером 13 числа того же месяца (то есть июля. — Авт.) он пришел в девять часов, позвонил и, когда служанка открыла ему, спросил: «Дон Антонио дома?» — «Да, сеньор». — «Скажите ему, что пришел дон Омобоно Пикадильо»^****. Так как я уже привык к его розыгрышам да к тому же узнал его по голосу, я вышел и сказал: «Что тут делает этот бессовестный дон Омобоно?» — «Он желает всего-навсего на время облегчить ваш кошелек на двести песет... В половине одиннадцатого я уезжаю в Гранаду; приближается буря, и я еду домой, где в меня не ударит молния».

Не ошибся ли Антонио Родригес Эспиноса в том, что разговор этот происходил вечером 13 июля? Этого утверждать мы не можем, но, поскольку приведенные им детали точны, склоняемся к тому, чтобы поверить в истинность его рассказа.

Мартинес Надаль не упоминает еще об одном прощальном визите, который — на этот счет не может быть сомнений — Лорка нанес в тот вечер: Федерико заходил в Ресиденсия-де-Сеньоритас на улице Мигель Анхель, дом № 8, где жили его сестра Исабель и дочь Фернандо де лос Риоса Лаура. Мартинес Надаль ждал в такси, пока он прощался с ними¹⁴.

Потом Мартинес Надаль проводил его на вокзал и помог ему устроиться в спальном вагоне. Тогда и произошла следующая сцена:

«Кто-то прошел по коридору вагона. Федерико резко, повернулся спиной к двери и вытянул обе руки, выставив рожками мизинец и указательный пальцы.

— Чур меня! Чур меня! Чур меня!

Я спросил его, кто это.

— Депутат из Гранады. Скверный человек, он приносит несчастье.

Явно взволнованный и огорченный, Федерико вскочил.

— Знаешь, Рафаэль, ты иди и не стой на перроне. Я закрою занавески и лягу, чтобы этот мерзавец не видел меня и не приставал с разговорами.

Мы быстро обнялись, и я впервые ушел с вокзала, не дождавшись отхода поезда Федерико, не слушая, как бывало всегда, до самого отъезда его смеха и шуток».

Уже в семидесятые годы Рафаэль Мартинес Надаль и Марсель Оклер уверяли нас, что этот скверный человек, «который приносит несчастье», был не кто иной, как Рамон Руис Алонсо, «дрессированный рабочий» из СЭДА. Но недавно Мартинес Надаль любезно уточнил, что твердой уверенности в этом у него нет.

«Я не видел лица этого человека, да если бы и видел, это ничего бы не изменило. Я не был знаком с этой впоследствии столь печально знаменитой личностью, а Федерико его имя не упоминал. Он только сказал: «Депутат СЭДА от Гранады...» Дело в том, что в качестве предисловия к своей книге «Читатели Гарсиа Лорки» я взял статью, которую опубликовал в юбилейном номере «Ресиденсия» (Мехико, 1963). По просьбе дона Альберто Хименеса я опустил в фразе Лорки слово «СЭДА». Дон Альберто опасался, что это слово еще более затруднит распространение этого номера «Ресиденсия» в Испании. (Однако дважды два — четыре... а потому, сложив все факты, получаешь, что речь идет о Рамоне Руисе Алонсо; во всяком случае, у меня именно так получается.)»¹⁵

Дважды два действительно четыре, и все же таинственный человек, который ехал в поезде с Лоркой, никак не мог быть Рамоном Руисом Алонсо, так как он в это время, пострадав в автомобильной катастрофе, находился в Гранаде. Подробности этого происшествия, случившегося тремя днями раньше, изложены в конце главы, посвященной этому персонажу¹⁶.

Мы не знаем, кто был тот «депутат СЭДА», который возвращался в Гранаду ночью 13 июля. Во всяком случае, это был бывший депутат, так как за несколько месяцев до того все члены СЭДА из Гранады потеряли свои места в кортесах¹⁷.

Мартинес Надаль всегда утверждал, хотя это и не так, что Федерико выехал из Мадрида в ночь на 16 июля 1936 г. Между тем гранадская пресса сообщила о приезде Гарсиа Лорки утром четырнадцатого, из чего вытекает, что он должен был выехать из Мадрида ночью тринадцатого.

15 июля «Эль Дефенсор де Гранада» опубликовала в центре первой страницы сообщение о приезде поэта:

«Гарсиа Лорка в Гранаде

Со вчерашнего дня в Гранаде находится поэт дон Федерико Гарсиа Лорка.

Знаменитый автор «Кровавой свадьбы» предполагает пробыть Недолгое время в своей семье».

Редактор «Эль Дефенсор де Гранада» Константино Руис Карнеро (он тоже пал жертвой репрессий) был большим другом Федерико. Вполне можно предположить, что Руис Карнеро сам написал эту заметку, повидавшись с поэтом. Поезд из Мадрида обычно прибывал в Гранаду в 8.20 (по сведениям местных газет), и потому 14 числа у друзей было достаточно времени, чтобы повидаться. Кроме того, привлекает внимание одна маленькая, но важная подробность: по словам газеты, поэт предполагал провести в Гранаде «Недолгое время», а не все лето. От кого могла бы газета получить такие сведения, как не от самого Федерико? Ясно, что поэт по-прежнему собирался встретиться с Маргаритой Ксиргу в Мексике, после того как проживет несколько дней или недель с близкими в Гранаде, и об этом он сказал Руису Карнеро.

Исходя из этих фактов, мы уверены, что 14 июля Лорка уже был в Гранаде. 16 июля католическая газета «Эль Идеаль» поместила в своей «Светской хронике» — разумеется, с меньшим воодушевлением, чем «Эль Дефенсор», — заметку о прибытии поэта: «В Гранаде находится гранадский поэт Федерико Гарсиа Лорка»¹⁸.

А 17 июля либеральная газета «Нотисиеро Гранадино» известила на первой странице: «В Гранаде вместе со своими родными находится знаменитый поэт, наш дорогой земляк Федерико Гарсиа Лорка»¹⁹.

Итак, всем было известно, что поэт вернулся в Гранаду. В ту Гранаду, где очень скоро он окажется под дулами винтовок.

Примечания

1. Интервью, данное Гарсиа Лоркой Филипе Моралесу: «Conversaciones literarias. Al habla con Federico García Lorca». «La Voz», 7 abril 1936, en «Obras Completas», v. II, p. 1076—1081; la cita en p. 1081.

2. Неизданное письмо Хуана Ларреа Марио Эрнандесу от 10 февраля 1978 г.

3. Antonio Otero Seco. Una conversación inédita con Federico García Lorca. Indice de las obras inéditas que ha dejado el gran poeta. «Mundo Gràfico», Madrid, 24 febrero 1937, en «Obras Completas», v. II, p. 1088—1090; la cita en p. 1088—1089.

4. Отрывок из неизданных воспоминаний Антонио Родригеса Эспиносы, приведенный во французском переводе: Marie Laffranque Federico García Lorca, Seghers, Paris, 1966, p. 110. Мари Лафранк любезно предоставила нам испанский текст этой цитаты.

5. Carlos Moría Lynch. En España con Federico García Lorca. Aguilar, Madrid, 1958, p. 491—492.

6. M. Auclair. Vida y muerte de García Lorca. Ediciones Era, Mexico, 1972, p. 322—323.

7. Ibid., p. 326—327.

8. М. Auclair. Op. cit., p. 324—325.

9. Hugh Thomas. La guerra civil española. 2 vols., Grijalbo, Barcelona, 1978, I, p. 230—231.

10. Da maso Alonso. Poetas españoles contemporáneos. Credos, Madrid, 1978, p. 160—161.

11. Мы согласны с тем, как комментирует эти слова поэт Хосе Луис Кано: «Несомненно, он хотел сказать, что у него не было призвания политика, профессионального политика, и что он решил не принуждать себя к политической деятельности. Должности и общественная деятельность его не интересовали». — «Desde Madrid. José Luis Cano nos envía este artículo en que recuerda los 25 años de la muerte de Federico García Lorca...», Gaceta del Fondo de Cultira Económica, México, № 84 (agosto 1961).

12. Moría Lynch. Op. cit., p. 493—494.

13. Rafael Martines Nadal. El ultimo día de Federico García Lorca en Madrid. Residencia. Revista de la Residencia de Estudiantes, número commemorativo publicado en México, D. F. (diciembre 1963), p. 58—61. Мартинес Надаль воспроизвел свою статью в качестве предисловия к книге «El público de García Lorca», Seix Barrai, Barcelona, 1978, p. 13—21.

14. Свидетельство Лауры де лос Риос и Исабель Гарсиа Лорки (Мадрид, сентябрь 1978).

15. Письмо Рафаэля Мартинеса Надаля автору, 19 декабря 1977 г.

16. См. главу 7.

17. См. главу 3.

18. «El Ideal», Granada, 16 julio 1936, p. 6.

19. Об отъезде поэта из Мадрида см.: «Lorca у el tren de Granada», «Triunfo», Madrid, 8 abril 1978, p. 26—27.

Комментарии

*. Мануэль Фернандес Монтесинос — гранадский адвокат и политический деятель, член ИСРП, алькальд Гранады в канун мятежа. Расстрелян мятежниками 16 августа 1936 г. Фернандес Монтесинос был женат на сестре Лорки Конче.

**. Хосе Кастильо — лейтенант штурмовой гвардии, известный своими левыми убеждениями. 12 июля 1936 г был схвачен и убит фашиствующими молодчиками, стремившимися терроризировать сторонников Народного Фронта и вызвать в стране хаос, который оправдал бы мятеж.

***. Хосе Кальво Сотело — испанский политический и государственный деятель (1883—1936), вместе с Хилем Роблесом один из главных лидеров антиреспубликанских сил в Испании в 30-е годы. При диктатуре Примо де Ривера занимал видные государственные посты (включай пост министра финансов), после свержения монархии эмигрировал, жил во Франции, где сблизился с местными фашистами и увлекся их идеологией: Вернувшись в Испанию в 1934 г. и будучи избран в кортесы, стал одним из главных подстрекателей к борьбе против Республики. 13 июля 1936 г был схвачен и убит офицерами штурмовой гвардий, которые решили таким образом отомстить за убийство своего товарища — лейтенанта Кастильо.

****. Омобоно Пикадильо — шутливое имя, придуманное для себя Лоркой.