Глава пятая. Репрессии в Гранаде

Хотя националисты овладели Гранадой без препятствий и почти без потерь, они понимали необходимость действовать быстро и решительно, чтобы упрочить свои позиции. В Малаге мятеж потерпел неудачу, Гранада была окружена республиканскими территориями. Граница между обеими зонами в первые дни войны проходила примерно так: Гуэхар-Сьерра, Сьерра-Невада, Орхива, Вента-де-лас-Ангустиас, Ла-Мала, Санта-Фе, Лачар, Ильора, Когольос Вега, Уэтор-Сантильян, Беас, Дудар и Кентар. В некоторых местах «красные» находились менее чем в двадцати километрах от города¹. Следовательно, мятежники в любой момент могли подвергнуться контратаке. Кроме того, было очевидно, что, с точки зрения фашистов, город был полон врагов.

Учитывая такое положение, мятежники решили создать новые вооруженные отряды и усилить уже существовавшие, немедленно предпринять «умиротворение» в провинции, арестовать и расстрелять столько противников мятежа, сколько удастся обнаружить или придумать.

В связи с созданием новых вооруженных отрядов из Тетуана в Гранаду 25 июля 1936 г. — день Сантьяго — прибыл генерал Луис Оргас Йольди, приземлившийся в аэропорту Армилья на немецком «юнкерсе»².

29 июля республиканские самолеты впервые бомбили Гранаду, но бомбежка оказалась неудачной, как и последующие: не был поврежден ни один военный объект³. Эти бомбежки фактически сыграли на руку мятежникам, вызвав жертвы среди гражданского населения и разрушения Альгамбры, из чего пропаганда националистов извлекла немало пользы для себя. Кроме того, каждый раз после бомбежки расстреливали несколько заключенных-республиканцев. Поражает неумелость республиканских летчиков, которые не смогли — и, видимо, не пытались — разбомбить такой важнейший объект, каким был завод в Эль-Фарге, производивший порох и боеприпасы.

На следующий день после первой бомбардировки, 30 июля 1936 г., крупное подразделение республиканцев-«милисианос» попыталось войти в город через Уэтор-Сантильян. Мятежные войска при поддержке жандармерии, которой командовал лейтенант Мариано Пелайо, отбросили их. При отступлении республиканцы потеряли большое количество убитыми, а также немало вооружения⁴. Это была единственная серьезная попытка отвоевать город. Если бы Республика провела серьезную военную операцию против Гранады в первые же недели войны, город вряд ли устоял бы. Но после 18 августа 1936 г., когда генерал Варела вместе с гранадским гарнизоном взял Лоху и таким образом восстановил коммуникации между Гранадой и Севильей, эта возможность стала весьма проблематичной. Гольонет и Моралес пишут:

«Гранада была в окружении месяц. Его прорвала колонна доблестного генерала Варелы при взаимодействии с гранадским гарнизоном. Генерал, дважды награжденный крестом с лаврами, победоносно прошел через провинции Кадис, Севилью и Малангу. Под его натиском сдавался один населенный пункт за другим, пока он не прибыл в Лоху. Жарким вечером 18 августа в Вента-дель-Пульгар он пожал руку полковнику Леону Маэстре, начальнику гранадской колонны. С тех пор Гранада оказалась связанной со всей остальной освобожденной Испанией... Сразу же было восстановлено железнодорожное сообщение с Севильей, и военный поезд повез в столицу Андалусии образцы боеприпасов, производимых в Гранаде»⁵.

Рассмотрим теперь положение в военных и гражданских учреждениях, существовавших в Гранаде во время войны, имея в виду, что на практике их функции часто смешивались среди прочего и потому, что многие должности, обычно занимаемые гражданскими лицами, в то время заняли военные.

1. Военная комендатура. Как уже отмечалось, гранадский гарнизон состоял из двух полков, одного артиллерийского и одного пехотного, личный состав которых во время восстания был немногочисленным из-за большого количества отпускников. Когда 20 июля генерал Кампинс был арестован, его должность временно исполнял полковник Басилио Леон Маэстре. 29 июля его место по приказу Кейпо де Льяно занял генерал Антонио Гонсалес Эспиноса, который прибыл на самолете из Севильи⁶. Напомним, что военная комендатура Гранады подчинялась начальнику военного округа в Севилье, а поэтому после 20 июля настоящим хозяином мятежной Гранады стал Кейпо — «вице-король Андалусии».

Естественно, военная комендатура занималась военными операциями, возложив основную ответственность за организацию репрессий на гражданские власти. Это, впрочем, не мешало тому, что военная комендатура, как и другие учреждения, составляла свои списки тех, кого надлежало арестовать и расстрелять. Этим руководил судья Франсиско Ангуло Монтес с помощью сержанта жандармерии Ромачо. Впоследствии Ангуло станет директором гранадской тюрьмы. До сих пор в Гранаде вспоминают, какой жестокостью отличались эти два человека.

В первые дни репрессий в военной комендатуре состоялось несколько заседаний военно-полевого суда, на которых были приговорены к смерти десятки республиканцев, в том числе и офицеры гарнизона Феноль и Отерино, которые отказались участвовать в мятеже⁷. Одним из офицеров, не поддержавших мятежников и тем не менее имевший счастье избежать смертного приговора, был Бонифасио Хименес Каррильо. Хименес, который умер в своей родной Галисии четыре-пять лет назад, был другом майора Вальдеса, который — случай почти небывалый — заступился за него. Тем не менее Хименес был приговорен к пожизненному заключению в военной тюрьме⁸.

В ночь с 31 июля на 1 августа перед военно-полевым судом предстал Сесар Торрес Мартинес. Вместе с ним судили двух членов Народного Фронта, которые находились в его кабинете, когда туда ворвались мятежники: Вирхилио Кастилья Кармону, председателя провинциального совета Гранады, и Антонио Руса Ромеро, секретаря комитета Народного Фронта. Вместе с ними судили и профсоюзного деятеля Хосе Алькантару Гарсиа, одного из выступавших на грандиозном митинге 10 июля 1936 г. на стадионе «Лос Карменес», а также адвоката Энрике Марина Форреро и инженера Хуана Хосе де Санта-Крус.

Приговор, вынесенный Торресу Мартинесу, вызывает в памяти фарсы Валье Инклана, особенно насыщенную резкой антимилитаристской сатирой пьесу «Рога дона Фриолера». Торреса обвиняли в том, что он, злоупотребляя своей должностью и общественным положением, вместе с другими людьми «участвовал в проходивших по всей Испании приготовлениях к широкому подрывному движению, с тем чтобы при помощи террора насадить в городе новейшие русско-марксистские доктрины; в том, что он распределил оружие среди марксистов; приказывал стрелять в восставшие войска; организовывал колонну, которая должна была отправиться в Кордову, а также в других преступлениях, подсудных военному трибуналу».

Показательно, что весь этот нелепый набор обвинений сыграл позже важную роль, когда правые стали выдавать властям неугодных им людей — в их доносах повторялись все те же избитые выражения.

Судьи, зная, что почти все обвинения против Торреса Мартинеса ложны, и молчаливо признавая, что губернатор-республиканец не мог действовать иначе, решили не приговаривать его к расстрелу. К тому же в пользу Торреса, как утверждалось, выступил архиепископ Гранады монсеньор Паррадо-и-Гарсиа. И, учитывая в качестве «смягчающего обстоятельства» необходимость «выполнения чужой воли», судьи приговорили бывшего губернатора к пожизненному заключению в военной тюрьме. Торрес Мартинес проведет в заключении восемь лет.

Ему повезло больше, чем Кастилье, Русу, Алькантаре, Марину Форреро и Санта-Крусу, которых приговорили к смерти и расстреляли на рассвете 2 августа 1936 г.

Согласно свидетельству многих очевидцев, с которыми мы беседовали, военно-полевые суды в Гранаде функционировали только в первые недели войны. Затем они собирались только в исключительных случаях. Арестованных просто стали расстреливать, не затрудняясь созданием даже подобия суда. Проще было отказаться от таких ненужных формальностей. Можно сказать с полной уверенностью, что при этом гранадские мятежники следовали указаниям Кейпо де Льяно, который к тому моменту успел уже расстрелять без суда и следствия сотни рабочих и республиканцев в Севилье⁹.

2. Управление гражданского губернатора. Майор Вальдес был окружен пестрой толпой фалангистов, армейских офицеров, личных друзей, палачей по призванию и их помощников, которые дружно вершили расправу в Гранаде. Среди них был начальник полиции Хулио Ромеро Фунес, ответственный за сотни смертей, которого впоследствии убили знаменитые гранадские партизаны — братья Керо; некий Италобальбо, получивший свою кличку из-за сходства со сподвижником Муссолини; бывший депутат от СЭДА Рамон Руис Алонсо и другие члены «Аксьон Популар», братья Мануэль и Хосе Хименес де Парга; капитан Фернандес, организатор карательных. акций в Сьерра-Неваде; Антонио Год ой Абельян, богатый гранадский землевладелец и фалангист-«старорубашечник», а также убийцы, известные по кличкам Курносый с Новой площади и Булочник.

Некоторые помещения в управлении гражданского губернатора использовались как временные камеры, куда сотрудники Вальдеса запирали «нежелательных лиц», когда их привозили из города. Там происходили ужасные сцены. На допросах часто применялись пытки. В одной из комнат находилось приспособление, называемое «аэропланом»: жертвам связывали руки за спиной и за кисти поднимали к потолку так, что плечи выходили из суставов. Привратники здания, с которыми мы разговаривали, постоянно слышали крики пытаемых; некоторые из них стремились покончить с собой, выбросившись из окна в прилегающий к дому Ботанический сад.

У Вальдеса в здании был радиоаппарат, установленный там в первые же дни после мятежа, и он постоянно поддерживал связь с Кейпо де Льяно в Севилье. Можно быть уверенным поэтому, что Вальдес, как и военный комендант, постоянно получал приказы непосредственно от «радиогенерала».

Когда у Вальдеса «обрабатывали» до конца очередного пленника, его передавали специалистам по «прогулкам». Обычно узники так и не попадали в тюрьму, их отвозили в разные места за городом и там приканчивали или же убивали прямо у кладбищенской стены. Позже мы расскажем об этой группе убийц, которую называли «черным эскадроном».

3. Жандармерия. По сведениям «Истории испанского крестового похода», в Гранаде к моменту мятежа было не более сорока жандармов¹⁰. Подполковник жандармерии Фернандо Видаль Паган, как уже говорилось, остался верен Республике. Главным заговорщиком был лейтенант Мариано Пелайо, спустя некоторое время после мятежа назначенный уполномоченным по охране общественного порядка. Пелайо был человеком смелым, суровым и по-своему придерживающимся определенных правил. К друзьям он относился как друг, с врагами был неумолим, но главным в нем было то, что он был ярым антиреспубликанцем.

Жандармы, пользовавшиеся славой отличных стрелков, часто принимали участие в расстрелах на кладбище.

4. Штурмовая гвардия. Этот род вооруженной полиции считали особо преданным Республике, что не помешало, как мы уже видели, местному начальнику штурмовой гвардии капитану Альваресу присоединиться к мятежникам. Многих гвардейцев мятежники в Гранаде расстреляли. Те же, кому удалось избежать гибели, естественно, делали все, что им прикажут, и, возможно в наказание, их часто заставляли участвовать в расстрелах в Гранаде и близлежащих деревнях.

5. Муниципальная полиция. Полицейский комиссариат находился на улице Дукеса (как и в настоящее время), напротив управления гражданского губернатора. Во время репрессий между этими зданиями постоянно сновали люди. В камерах комиссариата заключенные подвергались неслыханным пыткам, о которых нам рассказывали несколько свидетелей, в том числе один масон, до сих пор живущий в Гранаде.

Мы уже упоминали Хулио Ромеро Фунеса, начальника полиции, доверенное лицо Вальдеса, одного из наиболее ответственных за репрессии в Гранаде.

6. Фаланга. Перед мятежом в Фаланге насчитывалось немного членов. Но после падения города положение круто изменилось. 22 июля «Эль Идеаль» опубликовала заметку о том, что в Фалангу принимают всех, у кого есть поручительство от ветеранов. Контору по вербовке, расположенную в управлении гражданского губернатора, засыпали заявлениями. «История испанского крестового похода» утверждает, что за несколько дней в Фалангу было принято 900 человек, а Гольонет и Моралес приводят значительно большее число; по их сведениям, всего за 24 часа было принято 2 тысячи новых членов¹¹.

Вновь принятых в партию, согласно существовавшей у фалангистов системе, распределяли в два «эшелона» — члены первого должны были сражаться вместе с военными на фронте, членам второго поручалось осуществлять в тылу деятельность, связанную с материальным обеспечением.

Но второй «эшелон» Фаланги занимался и не столь невинными делами. В статье о фаланге, опубликованной 1 сентября 1936 г., «Эль Идеаль» писала: «Второй «эшелон» должен доводить до сведения своей организации все известные им случаи, когда наносится урон Родине и Фаланге». Гранадская Фаланга, что бы ни говорили ее «старорубашечники», несет прямую ответственность за смерть сотен жителей города. В своих преступных действиях она пользовалась помощью капитана Мануэля Рохаса^*, печально известного кровавой расправой над андалусскими рабочими в Касас-Вьехас тремя годами раньше, а теперь назначенного начальником фалангистских вооруженных отрядов в Гранаде¹².

Не подлежит сомнению, что многие в Гранаде вступили в Фалангу после мятежа, чтобы спасти свою жизнь или не имея другого выхода. Но и с этой оговоркой ответственность Фаланги за репрессии отрицать невозможно.

7. Вооруженные отряды «Аксьон Популар». Как уже говорилось, в связи с победой Народного Фронта на выборах в феврале 1936 г. многие (хотя и не все) члены молодежной организации «Аксьон Популар» перешли в Фалангу. В Гранаде, как и в других местах, были предприняты попытки организовать самостоятельные вооруженные отряды «Аксьон Популар», которыми должен был руководить бывший депутат от СЭДА Рамон Руис Алонсо. Но его затея провалилась, так как активисты «Аксьон Популар» влились в Фалангу или другие организации¹³.

8. Рекете (вооруженные отряды традиционалистов)^**. Им повезло больше, чем «Аксьон Популар». 22 июля 1936 г. в «Эль Идеаль» появилось их заявление о том, что они всячески поддерживают спасительное «движение»: «Мы отдаем свои силы на службу армии, то есть на службу Испании, и молим господа и святую богоматерь благословить наши знамена». Всем членам организации было приказано немедленно связаться с главным штабом рекете, «чтобы составить списки и как можно лучше организовать работу». Хотя в Гранаде было немного «красных беретов», они быстро сформировали свой отряд¹⁴.

9. Батальон имени Переса дель Пульгара. Когда в 1491 г. Фердинанд и Изабелла осадили Гранаду, испанский рыцарь Перес дель Пульгар прославился тем, что однажды ночью перебрался через стены крепости и установил надпись «Аве Мария» над главным входом Большой мечети Гранады. Батальон его имени был создан в конце августа 1936 г. Одним из его организаторов был Рамон Руис Алонсо, который в 1967 г. заявил нам: «Батальон был сформирован с тем, чтобы дать политическим заключенным, которым грозил расстрел, возможность искупить свою вину на поле боя или с честью погибнуть под огнем противника. Таким образом, детям этих людей не пришлось бы стыдиться, что их отец — красный». Однако нам представляется более вероятным, что батальон был сформирован потому, что нужны были новые силы, а не потому, что кому-то хотелось «спасти души» «красных».

Батальон состоял примерно из 500 человек. Руис Алонсо показал нам фотографию, на которой он запечатлен марширующим перед своими людьми в центре Гранады, когда батальон направлялся на фронт в Алькала-ла-Реаль в провинции Хаэн.

Подчиненные Руиса Алонсо не проявляли особого энтузиазма, и однажды ночью большая их часть — возможно, подражая знаменитому герою, имя которого получил батальон, — перешла линию фронта, присоединившись к своим братьям-республиканцам. Вскоре батальон был распущен.

10. «Испанские патриоты». Этот отряд был сформирован генералом Оргасом в конце июля 1936 г. Через несколько дней в нем насчитывалось уже 5175 человек, которыми командовали 29 офицеров и 150 сержантов. Лагерь их расположился на площади для боя быков¹⁵. Поначалу «Испанские патриоты» осуществляли функции муниципальной полиции, принимая, таким образом, участие в гранадских репрессиях, но затем некоторые их подразделения отправились на фронт сражаться вместе с армией. Позже, 29 декабря 1936 г., «Эль Идеаль» объявила, что «Испанские патриоты» присоединились к Фаланге.

11. «Вооруженная оборона Гранады». Эта организация была создана в начале сентября 1936 г. В нее входили гражданские лица, непригодные к военной службе по возрасту, состоянию здоровья и другим причинам. Их часто называли «зелеными рукавами» — по цвету нарукавных повязок. Они были должны следить за соседями и доносить о всех действиях левых. «Вооруженная оборона» по примеру Фаланги разделила город на три сектора, в каждом из которых был свой начальник. Он назначал «начальников улиц» и «начальников зон» в своем секторе. В каждом доме Гранады должен был жить хотя бы один член «Вооруженной обороны». Предполагалось, что эта организация возьмет на себя полицейские функции «Испанских патриотов», которые прежде этим занимались, с тем чтобы последние могли уйти на фронт.

6 сентября 1936 г., через несколько дней после образования «Вооруженной обороны», в ней насчитывалось 2086 членов. Кроме того, были поданы 4 тысячи прошений о приеме. Их тщательно проверяли, и всем просителям, которые были замечены до мятежа в малейших симпатиях к левым, отказывали¹⁶. «Вооруженная оборона» несет ответственность за гибель сотен ни в чем не повинных гранадцев, которых нередко убивали из-за личной вражды, зависти, ревности, нежелания платить долги и по другим подобным причинам.

12. Испанский легион. Во время своего короткого визита в Гранаду генерал Оргас понял, что гарнизон, несмотря на усиление его новыми пополнениями Фаланги и других гражданских формирований, не сможет противостоять хорошо организованному нападению республиканцев. Поэтому он решил усилить гарнизон частями профессиональных военных.

И снова гранадский аэродром сыграл в этом решающую роль. 3 августа 1936 г. в 10 часов 30 минут в Армилье приземлился трехмоторный «юнкере», который за полтора часа до этого вылетел из Тетуана. На нем прибыли первые 20 человек из 6-го батальона Испанского легиона. Затем последовали другие «юнкерсы», и в тот же вечер по гранадским улицам промаршировала полностью укомплектованная рота, радостно приветствуемая мятежниками и сочувствующими им, которые вздохнули с облегчением, так как присутствие этих войск в городе означало: республиканцам будет теперь гораздо труднее отвоевать его.

Легионеры продолжали прибывать и в последующие дни — до тех пор, пока в городе не оказался весь батальон¹⁷.

Легионеры принимали участие в боевых действиях против районов в провинции, занятых республиканцами. Особенно важную роль они сыграли во взятии Лохи — важного стратегического пункта на шоссе в Малагу. Это произошло 18 августа 1936 г., когда гранадские войска соединились с частями генерала Варелы.

13. «Регуларес» (туземные войска)^***. В результате взятия Лохи была восстановлена автомобильная и железнодорожная связь между Гранадой и Севильей. Через несколько дней Кейпо де Льяно послал в Гранаду солдат-мавров из Марокко. Они сражались на фронте вместе с солдатами гранадского гарнизона и легионерами и, как говорят, отличались особой жестокостью в деревнях провинции. Их присутствие в Гранаде наряду с 6-м батальоном Иностранного легиона значительно усилило позиции мятежников¹⁸.

14. «Черный эскадрон». Мы оставили на конец пресловутый «черный эскадрон», о котором столько писалось в книгах о смерти Гарсиа Лорки и о котором так много вспоминают в Гранаде до сих пор.

Следует. сразу же уточнить, что это была не какая-то четко оформленная организация, как, например, Фаланга. «Эскадрон» состоял из 15—20 человек, действовавших по своему усмотрению. Как правило, это были очень молодые люди, убивавшие ради удовольствия, и Вальдес предоставлял им широкую свободу действий, стараясь посеять еще больший страх среди гражданского населения.

Большинство этих прирожденных убийц были сами из весьма состоятельных семей. Свидетельскими показаниями доказано участие в «черном эскадроне» следующих лиц: Франсиско Хименес Кальехас по прозвищу Пахареро, которому тогда было двадцать лет, — он умер 24 мая 1977 г. в Гранаде, став богатым владельцем деревообделочной фабрики; Хосе Вико Эскамилья, который также умер недавно и владел жестяной мастерской на улице Сан-Хуан-де-Диос¹⁹; Перикос Моралес, ночной сторож, до мятежа бывший член ВКТ; братья Педро и Антонио Эмбис; братья Лопес Перальта, один из них, Фернандо, покончил с собой после войны; Кристобаль Фернандес Амиго; Мигель Каньядас; Мануэль Гарсия Руис; Мануэль Лопес Барахас; Мигель Оркес, очень молодой человек, которому не было и 20 лет; Карлос Хименес Вильчес (в 1966 г. он служил в гранадском аюнтамьенто); а также лица по кличам Курносый с Новой площади, Ножовщик с Пье де ла Торре, Точильщик, Пако из Эль-Мотрилья и Булочник. Большинство из них уже умерли, а остальные окружены глубоким презрением, ощутимым в Гранаде до сих пор.

«Черный эскадрон» — в частности, именно поэтому он был назван «черным» — действовал по ночам, используя реквизированные автомобили, которые иногда украшались флагом с черепом и скрещенными костями. Клод Куффон очень выразительно описал его методы:

«Свои карательные операции «черный эскадрон» называл словом «прогулки». Они действовали настолько шаблонно, что можно говорить о методе. Для человека, взятого палачами на прицел, все начиналось со скрежета тормозов перед дверью его дома, обычно это бывало глубокой ночью. Потом раздавались крики, хохот, ругательства, топот на лестнице, слышные многим, так как все это происходило в бедных кварталах, где люди живут скученно. Затем кулаки с грохотом обрушивались на дверь. И потом самое ужасное: мать, которая обнимает сына и умоляет мучителей не трогать его. а те отгоняют ее ударами прикладов; жена и дети, плачущие на груди приговоренного, на которую наставлены винтовки. Мужчину, едва одетого, грубо сталкивают по лестнице. Мотор заводится, машина отъезжает. За спущенными жалюзи притаились соседи и соседки, они думают о том, что завтра может настать их очередь. Иногда выстрел раздается за ближайшим углом или прямо на тротуаре перед домом. Мать или жена спускаются, они знают, что найдут мертвое тело. Но если они выйдут слишком быстро, может случиться, что снова прозвучат выстрелы и новые тела упадут на убитого, которого хотели подобрать»²⁰.

Каждое утро на грузовики подбирали тела мертвых или умирающих, которых чаще всего отвозили в больницу Сан-Хуан-де-Диос. Палатой «арестованных раненых» занимался доктор Рафаэль Хофре Гарсиа. Хофре, который умер в 1971 г., рассказывал нам о том, что происходило в больнице в те дни. Часто туда являлись члены «черного эскадрона», силой кого-нибудь уводили, не обращая внимания на протесты медицинского персонала, и убивали свою жертву тут же на улице. Больше всего Хофре запомнилось появление одного жандармского сержанта с явно садистскими наклонностями. Так, однажды он убил отца и сына, помещенных в больницу за несколько месяцев до мятежа. Доктор вспоминает также, как в больницу были доставлены пленные иностранцы, раненные во время известного сражения у оврага Буко, — всех их забрали и сразу же расстреляли, как и четырнадцатилетнего мальчика, раненного и задержанного во время разгрома Альбайсина.

Таковы были основные группы и организации, отвечавшие за соблюдение положений военного времени и проведение репрессий против гражданского населения.

Учитывая ярость, с которой преследовали всех врагов мятежников, как действительных, так и воображаемых, вполне понятно, что уже через несколько дней после начала событий гранадская тюрьма, расположенная за городом, на Хаэнском шоссе, была переполнена. Сюда, в здание, рассчитанное максимум на 400 заключенных, согнали 2 тысячи человек, которые находились в поистине ужасных условиях. Каждый вечер вслух зачитывались списки заключенных, которых приговорили к смертной казни. Приговоренные проводили свои последние часы в часовне — для этой цели было специально приспособлено помещение в тюрьме — и там могли исповедаться, если изъявляли такое желание. Потом перед рассветом их отвозили в грузовиках на кладбище и расстреливали у стены. Можно представить себе состояние духа заключенных, которые жили в страшной тесноте, скудно питались, спали еще хуже, находились в постоянном страхе перед возможной казнью. Послушаем свидетельство того, кто до мятежа был гражданским губернатором, — Сесара Торреса Мартинеса:

«Все это было так страшно, кошмарно, непостижимо, что забыть это невозможно. Морально нас растоптали. Конечно, были там люди особой закалки — такие всегда бывают, конечно, — но в основном все мы пали духом, находились в постоянном страхе, непрекращающейся тревоге. Почти невозможно было сохранить достоинство. Все это было словно в сумасшедшем доме, все полностью перевернулось с ног на голову.

Правда, было несколько исключительных случаев. Рассказывали об одном юноше лет двадцати, которого расстреляли. Как раз в тот день мать передала ему дыню. Это правда. Похоже на выдуманную историю, но это истинная правда. И вот, значит, в часовне этот мужчина — хотя он был молод, но уже был настоящим мужчиной — говорит: «Не окажете ли вы мне любезность сходить ко мне в камеру за дыней? Эту дыню послала мне мать, и я хочу съесть ее до того, как меня убьют». Это правда, чистая правда. И он съел дыню в часовне.

Я совершенно уверен, что 99 процентов из нас пали духом, абсолютно пали духом. Иначе я не могу объяснить себе, почему мы, тысячи людей, знавшие, что всех нас должны убить, не сделали никакой попытки вырваться оттуда. Даже если бы большая часть нас погибла — ведь все равно умирать! Но на деле в каждом теплилась надежда: а вдруг я не погибну? И страх. Люди были смертельно запуганы. Это для меня совершенно ясно»²¹.

По словам Торреса Мартинеса — и их подтверждает адвокат Антонио Перес Фу нес, который был вместе с ним в тюрьме, — большинство служащих в тюрьме были добрыми людьми, они старались сделать все возможное, чтобы с заключенными обращались прилично. Но и эти люди должны были действовать с максимальной осторожностью, так как они сами могли в любой момент стать жертвами мятежников. Торрес Мартинес продолжает:

«Сами служащие тюрьмы в большинстве своем были ошеломлены, действительно ошеломлены происходящим. Я говорю за себя и за своих друзей, но в целом тюремные служащие вели себя очень человечно и понимали — может, были исключения, не знаю, — что все ужасно, все это — варварство. Они были потрясены. Они служащие и не могли поступать иначе, если бы они отказались, их бы тоже посадили и расстреляли, но они — во всяком случае, те, кого я знал, — делали все, испытывая настоящую боль. Вообще они все были добры. Да и нельзя было не сочувствовать: все было так бессмысленно, так чудовищно, так жестоко, что невозможно было, если ты человек, не сострадать».

Помимо обычных ночных выводов на расстрел, в тюрьму иногда являлись молодчики из «черного эскадрона» в поисках своей личной жертвы, которую они либо уводили с собой, либо избивали до потери сознания тут же, в камере. Некоторые пытались покончить с собой, как адвокат Вильослада, выступавший в марте 1936 г. на большом политическом митинге на стадионе «Лос Карменес». Он вскрыл себе вены проволокой, но не умер и вскоре был расстрелян.

Узники гранадской тюрьмы почти не имели связи с внешним миром, особенно в первые дни репрессий. И потому особенно трагично звучит помещенное в «Эль Идеаль» 8 августа 1936 г. письмо, подписанное группой выдающихся республиканцев, находившихся в тюрьме. В этом послании они протестовали против воздушных бомбежек, в результате которых страдало гражданское население и заложники:

«Радио Гранады передало вчера среди других новостей следующее письмо:

«Ваше превосходительство сеньор военный комендант Гранады! Мы, нижеподписавшиеся, лично и от имени всех политических заключенных, находящихся в провинциальной тюрьме, сообщаем, что категорически протестуем против воздушных бомбардировок Гранады.

Мы выразили наш протест сразу же после первых бомбежек, от которых страдают ни в чем не повинные гражданские лица, непричастные к войне, искалечившей и наши судьбы. Наше возмущение по этому поводу может подтвердить директор этой тюрьмы — мы выражали его неоднократно.

Наша боль достигла предела, когда из утренних газет мы узнали о варварском покушении на бесценное сокровище Гранады — Альгамбру — и о новых жертвах.

Мы, враги любого насилия и жестокости, выражаем свой протест против убийств и разрушения и посредством этого письма хотим довести это до сведения общественности из тюрьмы, где переживаем тягостные дни, хотя уверенно полагаемся на рыцарские чувства испанских военных. В связи со всем вышеизложенным направляем Вашему превосходительству этот документ, заверенный нашими подписями, доверяя Вашему превосходительству использовать его, как Вы сочтете нужным, в том числе и передать его по радио, чтобы весь мир знал: мы осуждаем подобные действия.

Если бы все испанцы прониклись нашими чувствами и на благо Испании прекратилось бы пролитие крови невинных людей! Желаем Вашему превосходительству долгих лет жизни.

Гранада, 7 августа 1936 года.

Подписи: Франсиско Торрес Монарео, Пабло Касирай Ньева, Хосе Вильослада, Фернандес Монтесинос, Хоакин Гарсия Лабелья, Хосе Мехиас, Луис Фахардо, Мельчор Рубио, Энрике Марин Фореро, Мигель Лосано, Хосе Валенсуэла, Рафаэль Вакеро, Максимилиано Эрнандес, Пласидо Э. Варгас Корпас (и другие — неразборчиво)».

Три дня спустя, когда некоторые из подписавших письмо уже были расстреляны, несмотря на их протест против бомбардировок и веру «в рыцарские чувства испанских военных», Мануэль Фернандес Монтесинос, в ужасе от того, что происходило в тюрьме, срочно написал своему брату Грегорио, тоже врачу. Читая эти строки, понимаешь, в каком страшном состоянии находились невинные узники:

«Дорогой Грегорио! Пишу тебе под кошмарным впечатлением от того, что здесь происходит уже несколько дней и сегодня ночью опять повторилось: заключенных расстреливают из-за бомбежек как заложников. С теми, кого увели сегодня, казнили уже 60 человек²². Почему выбор падает на тех или иных — непонятно, но среди расстрелянных есть и находившиеся под предварительным следствием, и не представшие перед судом. Переписка нам запрещена, потому передаю тебе через верного человека этот горестный призыв. Первые казни были столь чудовищны, что мы думали это больше не повторится, но сегодня все повторилось снова²³. Не знаю, о чем просить тебя. Только сообщаю: если так будет продолжаться, мы все скоро один за одним погибнем, и неизвестно, что лучше — умереть сразу же или мучиться этим трагическим ожиданием: чья очередь наступит этой ночью? Сделай что-нибудь, узнай, скоро ли кончится эта мука. Договорись с Диего²⁴, отыщи дядю Фраскито²⁵, пусть они поговорят с Росалесом, ведь он один из руководителей Фаланги. Если будешь говорить с дель Кампо²⁶, не давай понять, что я тебе написал. Здесь степень важности заключенного не играет роли, те, чей черед уже настал, ничем особенным не выделялись среди остальных. Достаточно сказать, что среди последних расстрелянных был Луис Фахардо²⁷.

Маме и Конче ничего не говори обо всем этом. Я бы не хотел, чтобы они узнали, в каком ужасном положении мы находимся. Я уже смирился с тем, что никогда больше вас не увижу, и только желал бы, чтобы вы поменьше страдали.

Прощай. Крепко обнимаю тебя. Твой брат Маноло.
11.VIII.36
Провинциальная тюрьма»²⁸.

Через пять дней, на рассвете 16 августа, Фернандес Монтесинос был расстрелян.

В тюрьме много говорили об одной осведомительнице, известной как Дама (или Тетушка) с веером. Эту женщину, о гнусной роли которой пленники в первые недели не знали, звали Алисия Эрреро Вакеро. Республиканцы направили ее вместе с мужем, Луисом Тельо, из Хаэна в Гранаду как разведчицу, видимо, готовясь организовать народное восстание против националистов. Но Мариано Пелайо из жандармерии, теперь ставший уполномоченным по охране общественного порядка, разоблачил ее и обещал не казнить при том условии, что она будет работать на контрразведку и выдавать левых.

С этой целью Пелайо помог ей оборудовать бар на улице Пуэнтесуэлас, № 11, где скоро начали собираться левые. Они еще не успели понять, в какую ловушку их заманили, как многие из них были арестованы и расстреляны. Адвокат Антонио Перес Фунес, социалист, проведший много лет в заключении, говорил нам, что Тетушка с веером много народу отправила в тюрьму²⁹.

Среди жертв этой женщины были две девушки по прозвищу «девочки с источника» — дочери дона Хесуса Пейнадо, владельца особняка, находившегося у Фуэнте-де-Авельяно. «Девочки» поддерживали связь с республиканцами, бежавшими в Сьерра-Неваду и часто по ночам спускавшимися к дому Пейнадо и даже заходившими в бар на улице Пуэнтесуэлас. «Девочек» выдала Тетушка с веером, мятежники тут же расстреляли их.

В начале октября 1938 г. на имя Тетушки с веером пришел пакет со взрывным устройством. Пелайо, тщательно следивший за ней, перехватил пакет и вскрыл его. Устройство взорвалось, и жандарм лишился руки. 4 октября была проведена акция возмездия — на кладбище расстреляли 60 заключенных.

Разумеется, в Гранаде было много предателей, которые старались спасти свою шкуру, занимаясь тем же грязным делом, что и Тетушка с веером. Кроме них, существовали и другие, которых ничто не вынуждало заниматься доносительством, но они получали удовольствие от того, что обрекали на гибель «красных».

Однажды к Торресу Мартинесу явился неожиданный гость.

«Мне сказали, что Нестарес желает поговорить со мной в зале свиданий. Отказать ему я не мог, не мог сделать то, что сделал Осорио-и-Гальярдо^**** в тюрьме во время диктатуры — к нему явился некий сеньор, которого он не желал видеть, и тогда он велел тюремщику: «Скажите ему, что меня нет дома; не знаю, как это принято говорить у вас в тюрьме». В общем, я должен был выйти и разговаривать с ним. Он был низкого роста и, как мне показалось, довольно крепкого сложения. Он поздоровался. Зачем он пришел, я не знаю, у него не было никаких причин посещать меня. Может быть, он просто хотел увидеть человека, который был гражданским губернатором до мятежа. Не знаю. Он поздоровался, мы немного поговорили, а потом он завел речь о либерализме, об интеллигенции и об ее ошибках, которые нанесли вред родине. Он сказал, что мы ошибаемся, что служение родине требует полной отдачи и не терпит заблуждений, подобных тому, которые допустил дон Антонио Маура^5*, сказав однажды, будто бы мыслить — не преступление. «Конечно, это преступление», — заявил Нестарес. Он сказал, что, по его мнению, мозги интеллигенции должны служить родине, то есть родине в его понимании, разумеется. А я, естественно, не мог ему сказать, что мы такие же патриоты, как и он!»

Несмотря на суровость по отношению к врагам, капитан Нестарес (тогда ему было около 25 лет) попытался спасти нескольких выдающихся гранадских республиканцев, в частности Хоакина Гарсиа Лабелью, преподавателя административного права в Гранадском университете и руководителя Левой республиканской; советника Франсиско Рубио Кальехона, который был гражданским губернатором Хаэна до Торреса Мартинеса; Хесуса Йольде Беро, преподавателя фармакологии в университете; советника Мануэля Салинаса. Все четверо были арестованы в самом начале репрессий, но в середине августа Нестарес вызволил их из тюрьмы, переодел в голубые рубашки и отвез в Виснар, где командовал отрядом фалангистов. Но его усилия оказались напрасными. Торрес Мартинес вспоминает:

«15 августа, в день святого Хоакина, Гарсиа Лабелья попрощался со мной, сказав, что благодаря Нестаресу проведет именины дома, а потом поедет в Виснар. Но через несколько месяцев он вернулся в тюрьму. Увидев меня, Лабелья сказал: «Не знаю, не знаю, зачем меня привезли сюда и почему». Естественно, он был встревожен. Он ушел в свою камеру, а через два часа, в восемь или в половине девятого вечера, двери в мою камеру открыли, и Лабелья пришел прощаться. В ту же ночь его расстреляли.

Прощание наше было очень трогательным, нежным. Мы обнимались, оба плакали. У меня к Хоакину Гарсиа Лабелье особое отношение — я ведь был одним из первых его студентов, когда он, совсем еще молодой, начал преподавать в Сантьяго. И с того дня, как он стал моим учителем, нас всегда связывала глубокая, искренняя дружба. Он всегда относился ко мне очень тепло и ласково, а я видел в нем обаятельного, доброго, уравновешенного человека. И вот такой ужасный удар. В ту ночь его расстреляли».

В тот же день из Виснара привезли Франсиско Рубио Кальехона. Торрес Мартинес его не видел, но ему сказал об этом Лабелья. Рубио расстреляли на следующее утро.

Стоит остановиться на этом эпизоде, так как он показывает, что даже Нестарес, несмотря на высокое положение, которое он занимал среди гранадских мятежников, не мог спасти жизнь тем, кому хотел помочь, особенно если они были республиканцами, занимавшими видные посты в политике или образовании. Кто же не хотел, чтобы Нестарес спас их? Утверждать мы ничего не можем, но в Гранаде называют несколько человек, которые обращались к Вальдесу, выражая недовольство тем, что Нестаресу дозволено покровительствовать врагам, в то время как значительно менее опасных расстреливают у стен кладбища. Поэтому можно быть полностью уверенным в том, что люди Вальдеса подождали момента, когда Нестарес уедет из Виснара, чтобы явиться туда за своими жертвами.

Так и иначе, но совершенно точно подсчитано, что из гранадской тюрьмы мятежники вывезли на расстрел более двух тысяч «красных».

Примечания

1. Gollonet у Morales. Op. cit., p. 138.

2. «Ideal», 26 julio 1936, p. 1; «Cruzada», p. 289.

3. «Ideal», 30 julio 1936; p. 3; Gollonet y Morales. Op. cit., p. 138—139.

4. Gollonet у Morales. Op. cit., p. 138—140.

5. Ibid., p. 140—141.

6. «Cruzada», p. 287—288.

7. Ibid., p. 284.

8. Свидетельство Сесара Торреса Мортинеса, 14 октября 1977 г.

9. Насколько нам известно, до сих пор не существует подробного исследования репрессий в Севилье. В документе, опубликованном мадридской коллегией адвокатов в конце сентября 1936 г., говорится, что к тому времени в андалусской столице было убито более 9 тыс. рабочих. См.: «Un importante documento sobre la insurrección. El Colegio de Abogados de Madrid expone los casos de barbarie fascista que se han registrado en las poblaciones ocupadas por los facciosos». «Heraldo de Madrid», 30 septiembre 1936, p. 5; Vila-San-Juan. Op. cit., p. 214—215. Автор приводит фотокопию этого документа, опубликованного в «Solidaridad Obrera», 2 octubre 1936.

10. «Cruzada», p. 276.

11. «Cruzada», p. 289; Gollonet у Morales. Op. cit., p. 165.

12. Когда вспыхнул военный мятеж, Рохас находился в гражданской тюрьме. Его сразу же выпустили на свободу. 17 сентября он вместе с другими фалангистами посетил Кадис. 18 числа этого месяца севильская «АВС» писала: «Приятной неожиданностью стала для нас встреча с начальником провинциальной организации испанской Фаланги в Гранаде, который оказался ни более ни менее как нашим старым добрым другом, капитаном артиллерии доном Мануэлем Рохасом. Он приехал в сопровождении нескольких человек, среди которых находится начальник местной организации Антекеры дон Карлос Морено Луна». Но Рохас не был начальником гранадской Фаланги, он был начальником ее вооруженных отрядов.

13. Свидетельство Нарсисо Пералеса. Мадрид, 23 сентября 1978 г.

14. Gollonet у Morales. Op. cit., p. 166.

15. «Cruzada», p. 289.

16. «Ideal», 6 septiembre 1936, p. 5; Gollonet y Morales. Op. cit., p. 167—168.

17. «Cruzada», p. 289; «Ideal», 4 agosto 1936, p. 1, 3, 4.

18. Gollonet у Morales, Op. cit., p. 141.

19. Она была сожжена во время событий 10 марта 1936 г., что еще больше усилило ненависть ее владельца к Народному Фронту. Гольонет и Моралес пишут: «Также была разрушена маленькая жестяная мастерская на улице Сан-Хуан-де-Диос, потому что ее хозяин, сеньор Вико, был фашистом» (с. 36).

20. C. Couffon. Op. cit., p. 89.

21. Свидетельство Сесара Торреса Мартинеса, записанное на магнитофон 15 октября 1977 г.

22. Судя по цифрам, приведенным в регистрационной книге гранадского кладбища, между 26 июля и 11 августа на кладбище было расстреляно 180 человек.

23. 12 августа 1936 г. на кладбище было похоронено по меньшей мере 12 человек.

24. Мануэль Гарсиа Монтесинос сообщил нам, что не смог установить, о ком идет речь.

25. Франсиско Гарсиа Родригес, брат отца Федерико и Кончи Гарсиа Лорки.

26. Мы полагаем, что Фернандес Монтесинос пишет о подполковнике Мигеле дель Кампо, который был алькальдом Гранады после ареста Монтесиноса.

27. Советник от Левой республиканской.

28. Сердечно благодарим Мануэля Фернандеса Монтесиноса Гарсиа за то, что он любезно предоставил нам это письмо для опубликования в книге.

29. Свидетельство Антонио Переса Фунеса. Гранада, 1965.

Комментарии

*. Капитан Рохас — капитан штурмовой гвардии, известный своими ультрареакционными взглядами. В 1933 г устроил зверскую расправу над крестьянами андалусского селения Касас-Вьехас, самолично расстреляв 11 человек. В результате расследования этого дела пало умеренноправое республиканское правительство и к власти пришла СЭДА. Еще до этого Рохас был осужден и отправлен в тюрьму. Однако после начала мятежа освобожден и снова принял участие в репрессиях Судя по многим свидетельствам, именно он в 10-х числах августа приходил в дом родителей Лорки с приказом об аресте поэта, который к тому моменту уже укрылся у Росалесов.

**. Рекете («красные береты») — вооруженные отряды партии традиционалистов (бывших карлистов, которые на протяжении XIX века развязали в Испании ряд гражданских войн, выступая под самыми реакционными и мракобесными лозунгами). После падения монархии объединились с последователями Бурбонов, оставив на время династические споры, стали выступать против Республики единым фронтом.

***. Регуларес — туземные войска, которые испанские колониалисты вербовали в Марокко из местного населения, как правило, самого забитого и темного. Отличились особой жестокостью при расправах с мирным населением.

****. Анхель Оссорио-и-Гальярдо — испанский политический и государственный деятель, адвокат (1873—1946). Занимал ряд важных постов в правительствах до диктатуры Примо де Риверы. Будучи умеренным консерватором по убеждениям, выступал против антинародных репрессий, на судебных процессах в качестве адвоката защищал представителей левых сил. Остался верен Республике, в годы гражданской войны был послом в Брюсселе, Париже и Буэнос-Айресе. Умер в эмиграции.

5*. Антонио Маура — испанский политический и государственный деятель (1853—1925). Был сторонником либеральных реформ и проведения «революции сверху». Играл очень большую роль в испанской внутренней политике конца XIX — начала XX века, занимая министерские посты и многократно возглавляя правительства. Реформизм его потерпел крах — ему не удалось остановить нарастания революционной волны в Испании.