О.В. Тихонова. «Синонимическая оппозиция внутри цветонаименования "красный"» (на материале Лирики Федерико Гарсиа Лорки)

Проблематика контекстуальной синонимии в поэзии Ф.Г. Лорки, несмотря на частичное пересечение исследовательских тематик, не получила должного освещения в существующих лингвистических работах. Среди традиционно выделяемых семантических или идеографических синонимов, различающихся оттенками денотативного значения, стилистических синонимов, близких по денотативному значению, но использующихся в разных стилях, и семантико-стилистических синонимов, совмещающих оттенки значения и стилистические оттенки, контекстуальные (или индивидуально-авторские) синонимы представляют собой контекстуальные дескрипции (обозначения), соотносимые с одним и тем же денотатом в пределах определенного текста [1, с. 222—225]. Как отмечает Д.Э. Розенталь, «в контексте нередко стираются семантические различия близких по значению слов, происходит так называемая нейтрализация значений, и тогда как синонимы могут употребляться слова, не принадлежащие в лексической системе языка к одному синонимическому ряду» [2, с. 43].

В поэтическом тексте Лорки в силу особенностей его структуры (звуковой, ритмико-синтаксической и семантической) слова со значением цвета претерпевают постоянное сложное семантическое развитие.

Наше предварительное исследование поэтического языка Ф.Г. Лорки выявило не только очевидную значимость цвета вообще в творчестве испанского поэта, но и показало, что цветонаименование в различных условиях контекста приобретает целый ряд синонимов, как с собственно языковыми значениями (или системными), так и авторскими (или контекстуальными).

В произведениях Федерико Гарсиа Лорки присутствует широкая гамма цветонаименований, которые помимо указания на цвет содержат большое число контекстуальных значений. В стихах, опубликованных в течение жизни поэта, семантическое поле «красный» (rojo) включает не только лексему «красный» (39 употреблений), но также и 8 синонимов цвета (из 15, закреплённых в словарях синонимов DSA Espasa-Calpe и DSA SM):

алый (encarnado — 3 употребления),
алый (colorado — 1),
гранатовый (granate — 2),
пурпурный (púrpura — 1),
красный (carmesí — 1),
цвет киновари (bermellón — 1),
коринфский красный (corinto — 1)
и однокоренное прилагательное «красноватый» (rojizo — 3).

Книга стихов «Цыганский романсеро», которую сам Лорка считал наиболее цельным, законченным своим сборником, состоит из 18 стихотворений. Помимо лексемы «красный» (названной трижды), Лорка пользуется двумя синонимами: кармазинный красный (carmesí) и коринфский красный (corinto). Названия встречаются по одному разу. Оба оттенка красного появляются в его стихотворении № 12 «Смерть Антоньито эль Камборио», которое повествует о столкновении цыгана Антонио с четырьмя двоюродными братьями, которые убивают его. Зачем Лорке понадобились два синонима красного цвета в рамках одного стихотворения, игнорируя одновременно доминирующий в его творчестве гипероним «красный» (rojo)?

Обратимся к контексту первого, кармазинного красного (carmesí):

Кармазинный красный является одним из синонимов пурпурного цвета: коринфский красный (corinto), карминовый (grana), гранатовый (granate), кармазинный (carmesí), красный (rojo) по данным словаря синонимов DSA-SM. А одно их основных значений слова «пурпур» — это «цвет аристократии». Толковый словарь Испанской королевской академии определяет пурпур как [5, с. 1869]:

2. Очень дорогостоящий краситель, который древние изготавливали из различных видов данного моллюска и ему подобных.

5. Предмет одежды, окрашенный в данный цвет или в красный, который входит в состав характерного одеяния императоров, королей, кардиналов и проч.

6. Императорское, королевское, консульское, кардинальское достоинство и т. п.

7. Поэт. Кровь человека.

Для производства всего лишь полутора (1,5) граммов пурпурного красителя, требовалось более двенадцати тысяч (12 000) моллюсков, что делало производство чрезвычайно длительным, сложным и дорогостоящим. По этой причине это был цвет, доступный лишь очень богатым людям. К тому же, в Римской империи только император имел право облачаться в одежды, целиком окрашенные в пурпур. А его консулы, хотя у них и были средства приобрести такие одеяния, могли использовать только небольшую деталь, полоску пурпурного цвета.

В том же стихотворении Лорка использует другой синоним пурпурного — коринфский красный (по данным словаря синонимов DSA-SM):

Толковый словарь Королевской академии определяет коринфский как: «Цвет коринфского изюма, тёмно-красный, близкий к фиолетовому» [5, с. 658].

Вновь мы имеем дело с цветом из пурпурной гаммы, доступной только состоятельным людям. Сегодня кожа этого оттенка используется для производства дорогой и элегантной обуви, являющейся атрибутом престижа. Помимо общих с кармазинным красным значений, коринфский ассоциируется с миром Древней Греции, с сандалиями, в которые обуты мраморные статуи. Они использовались и воинами-легионерами Римской Империи. Такие сандалии производились из тёмно-красной кожи.

Складывая «красные» атрибуты героя: его «кармазинный галстук» и «туфли коринфского цвета», мы можем прийти к заключению, что оба они определяют героя как человека, принадлежащего к благородному сословию, аристократу, возможно даже королевских кровей. Истинный римский император предстаёт пред нашим взором в пурпурных одеяниях: красном плаще и греческих сандалиях коринфского цвета.

Ещё один атрибут императора присутствует в строках, которые приписывают герою обладание «медальонами из слоновой кости», считавшимися драгоценными:

Поэт описывает героя как обладателя бледного цвета лица и нежной холёной кожи «оливковое масло с жасмином», характерной для аристократов, которые не проводили дни, работая в поле под палящими лучами солнца, как крестьяне с загорелыми и даже загрубелыми лицами.

В том же стихотворении есть и другие свидетельства высокого происхождения героя. Сам поэт обращается к нему с такими словами:

Очевидно, что только настоящий император мог посчитаться достойным императрицы.

Лорка описывает смерть юноши:

Если мы вспомним, что на монетах печатался профиль императоров и королей, то у нас не останется сомнений в том, что герой — истинный император. Подтверждение этому мы находим в лекции Лорки о «Цыганском романсеро»: «Сборник в целом, хотя и называется цыганским, — это поэма об Андалусии. Я называю её цыганской, потому что цыган — это самое высокое, самое глубокое, самое аристократичное в моей стране, самое характерное в какой-то степени; хранитель жара, крови и азбуки андалусской и всемирной правды» [9, с. 358—366].

Описывая героя как императора, Лорка связывает это стихотворение со стихотворением № 18 «Фимарь и Амнон», герои которого принадлежат к королевской крови иудеев. Речь идёт об эпизоде из Ветхого Завета, повествующем о детях царя Давида: его старшем сыне, наследнике трона Амноне и его дочери от другого брака Фимари.

Продолжая тему достоинства и чести, Лорка помимо эксплицитного синонимического сопоставления «красный — кармазиновый красный» и «красный — коринфский красный», применяет и имплицитное синонимическое сопоставление «красный — кровь». Кровь можно считать эталоном красного цвета, так как это один из образов, который используется художниками для определения цвета:

В экстралингвистическом контексте «вражеская кровь», помимо значения цвета содержит значение «прекрасный». Подтверждение этого — в стихотворении № 3 «Потасовка», в котором используется синоним «вражеская кровь»:

Считается «прекрасным» и «достойным» для ножа блистать «чужой кровью», то есть «вражеской», как символа победы в частых стычках, происходивших не только между цыганами и гвардией, но и между цыганскими семьями. В лекции о «Цыганском романсеро» Лорка написал: «В романсе «Потасовка мавров» выражена эта глухая, скрытая борьба, происходящая в Андалусии и во всей Испании, борьба группировок, которые нападают друг на друга, не отдавая себе отчёт почему, по мистическим причинам: из-за розы, из-за взгляда, из-за того, что кому-то на щёку вдруг села мошка, из-за любви, случившейся тому два века назад» [9, с. 358—366].

Часто в таких стычках люди убивали друг друга. Но было недопустимо оказаться пленённым противником, сдаться живым. Однако именно это и случилось с героем стихотворения сборника № 11 «Взятие Антоньито эль Камборио на пути в Севилью»: цыган Антонио был схвачен пятью гвардейцами. Когда это произошло, Лорка обращается к герою с упрёком:

Это единственное стихотворение из «Романсеро», в котором есть эксплицитная связь со скрытым сюжетом сборника. И если в стихотворении № 11 «Взятие под стражу Антоньито эль Камборио на пути в Севилью» герой оказывается обесчещенным, то в следующем за ним стихотворении № 12 «Смерть Антоньито эль Камборио» цыган падает замертво в неравной схватке с четырьмя двоюродными братьями. Но ему удаётся ранить врагов, омыв чужой кровью свой кармазинный галстук и таким образом восстановить запятнанную честь. Итак, имплицитный красный «кровь» приобретает значение «восстановленной чести».

Помимо рассмотренных значений слова «кровь», есть и другой скрытый символ, определённый его ближайшим контекстом:

При рассмотрении этих строк возникает естественный вопрос: почему герой вынес только три удара, если было четыре ножа (принадлежащих его четверым братьям)? Чтобы ответить на него, нам необходимо обратиться к законам фольклора. Многие народы мира считают числа 3, 5, 7, 40 магическими, независимо от своих религиозных убеждений. Остальные числа, по большей части являются номенклатурными. Этот факт очевиден на примерах топонимов всех стран планеты [3, с. 78].

Андалусский фольклор оказал большое влияние на творчество Лорки. И когда поэт говорит «четыре», это число обозначает точное количество, не символическое число. Четыре кинжала в данном контексте соответствуют четырём братьям цыгана. Подтверждение этого — слова цыгана, отвечающего на вопрос Лорки, одного из героев стихотворения:

Между тем цифра три (3) является характерным символическим числом. Оно может подразумевать 2, 4, 7, 100 и т. д. ударов [3, с. 78]. К тому же, три — это устойчивый христианский символ, всегда относящийся к Богу, Троице. А на Распятии Христа часто изображают приколоченным к Кресту тремя (3), а не четырьмя (4) гвоздями [4, с. 329].

Таким образом, данный контекст намекает на пролитую кровь Спасителя, который пришёл в этот мир как обещанный «Царь иудейский», что и было написано на его кресте. В этом контексте, рассмотренные атрибуты императора приобретают священный коннотат:

В конце стихотворения появляются ангелы, вызывая ассоциацию с эпизодом после Воскрешения Христа; когда жёны-мироносицы обнаружили, что гроб Христа пуст, и только ангел находился у изголовья покинутого ложа.

Итак, последнее и наиболее важное значение красного оказывается сокрытым за его имплицитным обозначением (референтом), кровью. Красный приобретает значение священной, божественной крови, относящейся к основной теме сборника, о которой Лорка говорил в лекции: «Таким образом, книга — это иконостас Андалусии; с цыганами, архангелами, планетами, иудейским бризом, римским бризом, с реками, преступлениями, вульгарной нотой контрабандистов и божественной нотой обнажённых детей из Кордовы, которые смеются над Архангелом Рафаилом. Книга, в которой навряд ли воплощена видимая Андалусия, но в которой трепещет невидимая» [9, с. 358—366].

Зачем же Лорке понадобились эти различные синонимы красного? Затем, чтобы говорить о красном, конечно, но также и для того, чтобы говорить и о другом красном: красном императора, богача, грека, воина, победителя, достойного человека, о красном Христа. Применяя эксплицитные и имплицитные синонимы гиперонима «красный»: «кармазинный», «коринфский», «кровь» — Лорка помимо самого цвета передаёт большое количество контекстуальных и экстраконтекстуальных значений.

Рассмотренное нами применение названия цвета «красный» и его синонимов в «Цыганском романсеро» показало, что эксплицитный красный, переданный посредством прилагательных «кармазинный красный» и «коринфский красный», имеет семы «дорогостоящего производства красителя», и, как следствие, «краски, доступной только для богатых людей», что, в свою очередь, делает краситель (и обозначающее его слово) атрибутом аристократии и даже особ королевской крови. В том же контексте Лорка пользуется имплицитным цветообозначением «красный» как синонимом «богатый», «красивый», «королевский», «аристократический», «воин», «победитель», «достойный», «восстановленная честь», «священный» и др. Применяя различные синонимы красного, поэт связывает стихотворения сборника, создавая имплицитный сюжет.

Литература

1. Новиков Л.А. Семантика русского языка. М., 1982. 272 с.

2. Розенталь Д.Э., Голуб И.Б., Теленкова М.А. Современный русский язык. М., 2002. 559 с.

3. Успенский Л.В. Загадки топонимики. Л., 1988. 336 с.

4. Cirlot J.E. Diccionario de símbolos. Barcelona, 1992. P. 476.

5. Diccionario de la lengua española de la Real Academia Española (22^a ed.), Espasa. Madrid, 2001. P. 1672.

6. Diccionario de sinónimos y antónimos de la lengua española. Espasa. Madrid, 2005. P. 386.

7. Diccionario de sinónimos y antónimos del español actual (3^a ed.), SM. Madrid, 2006. P. 960.

8. Lorca F.G. Obra completa. Aguilar. Madrid, 1963. P. 1824.

9. Lorca F.G. Obra completa VI: Prosa, 1. Primeras prosas, conferencias, alocuciones, homenajes, varia. Conferencia-recital del Romancero gitano (1935). Akal. Madrid, 1994. P. 744.

Примечания

1. Здесь и далее оригинальный текст цитируется по полному собранию сочинений Лорки: Lorca (1966).

2. Здесь и далее перевод наш (О.В.Т).