Наконец — Аргентина

Двадцать второго сентября 1932 года Федерико распрощался со своим семейством в Гренаде — перед вторым и последним путешествием в своей жизни: он посетит Аргентину и Уругвай, где почувствует себя наконец на вершине славы. Его успех пришел туда раньше его самого: Лола Мембривес с триумфом выступала в его пьесе на сцене театра «Maipú» в Буэнос-Айресе; «Кровавая свадьба» собирала полные залы 20 представлений подряд — до конца столичного театрального сезона 7 августа 1932 года; затем она отправилась покорять провинцию. Повсюду публика громкими возгласами требовала автора. Лорка становится по-настоящему богатым; кто-то даже подсчитал (такие всегда находятся), что он заработал столько, сколько рабочий зарабатывает за год, причем квалифицированный рабочий.

И всё же, уверенный в своей значимости и известности, Лорка и не думает отказываться от своего предприятия, которому отдал уже целый год жизни, — от театра «Ла Баррака». И даже не собирается передавать свои полномочия в нем кому-либо другому. 10 августа он еще преспокойно отправляется в четырехнедельное турне по северу Испании: Кантабрия, Наварра, Арагон и Старая Кастилия (Логроньо, Леон и Бургос). Только по окончании всего турне он отправился из Гренады в Мадрид, где вся его труппа пришла попрощаться с ним. 28 сентября он направился в Барселону и там поднялся на борт «Конте Гранде» — роскошного пакетбота, который привел его в настоящий восторг. 2 октября корабль бросил якорь у Канарских островов, и Федерико отправил письмо родителям, в котором описал свою каюту — «с ванной и всяким прочим комфортом». Конечно, он не преминул переодеться моряком при пересечении экватора — по старинному обычаю всех пассажиров, пересекающих эту воображаемую «рубежную» линию.

На этот раз он счастлив оттого, что попадет сразу «в нашу Америку, испанскую Америку» — так пишет он своим. Во время стоянки в Рио-де-Жанейро посол Мексики в Бразилии, писатель Альфонсо Рейес, пришел поприветствовать Лорку и передал ему несколько экземпляров «Оды Уолту Уитмену», изданной при его содействии в Мексике: в этой стране было больше литературной свободы и потому больше возможностей издать эти смелые стансы, чем в Испании. Впрочем, путешествие уже начинает казаться Лорке бесконечным: пакетбот делает остановку в Сантосе, что на бразильском побережье, затем — в Монтевидео. В уругвайской столице к тому времени уже прошли с триумфом представления «Кровавой свадьбы» с Лолой Мембривес — на причале его встречала целая толпа поклонников, и среди них — посол Испании в Уругвае Энрике Диэс Канедо, старый друг Лорки, который всегда горячо отзывался о нем в своих литературных статьях. Теперь оставалось только пересечь Рио де ла Плата, чтобы попасть в Буэнос-Айрес, — так друзья и сделали.

Лорка признался этому известному испанскому критику, что, хотя его сельская драма «Кровавая свадьба» имеет такой успех, его устремления идут гораздо дальше. Он настойчиво говорил ему о своем «невозможном театре» — двух его главных пьесах: «Публика» и «Когда пройдет пять лет». Вот такие пьесы хотел бы он ставить! Кстати, такой театр уже существует: речь идет о проекте его старого приятеля Киприано Риваса Черифа, который помогал ему на первых порах как драматургу, — дать пьесу «Публика» в экспериментальном театре-студии в Мадриде с подзаголовком «трагическая поэма для освистывания». Это собственное определение Лорки, и он повторит его в интервью газете «Ла Насион де Буэнос-Айрес» 14 октября 1933 года. Приблизительно в это же время, 21 ноября 1933 года, испанская пресса, а именно «Эль Херальдо де Мадрид», сообщила о создании в Мадриде такой площадки для экспериментального искусства. Таким образом, Диэс Канедо не ошибался, когда уже несколько лет подряд пророчил Лорке мировую славу драматурга. Об этом же говорила теперь и «портовая» пресса (ведь Буэнос-Айрес, в переводе «свежий воздух», — это порт): она писала о Лорке как о самом новаторском испаноязычном драматурге по обе стороны Атлантики. Не было ни одной газеты, ни одного еженедельника в городе, который не сообщил бы о прибытии Лорки в Аргентину. И в толпе почитателей, пришедших приветствовать его, Федерико с изумлением увидел людей из родного Фуэнте-Вакероса, которые эмигрировали сюда, за океан, несколько лет назад: Матильду де Кобос, Франсиско Кока и Марию Молино, — он даже расплакался от волнения в их объятиях.

Лорка остановился в отеле «Кастелар» на авеню, которая получила прозвание «Авеню испанцев» (хотя настоящее ее название было «Avenida de Mayo») — из-за большого количества проживавших здесь испанцев, эмигрировавших за океан за последнее десятилетие (около трехсот тысяч); в большинстве своем это были выходцы из Галиции. Некоторые из галицийцев знали, что Лорка недавно написал несколько поэм на их языке, и это десятикратно усилило их энтузиазм при встрече поэта. Галицийская газета в Аргентине, «Le Correo de Galicia», поместила на первой странице одну из этих поэм — «Madrigal а cibda de Santiago». Преимуществом «Авеню испанцев» было и то, что неподалеку находился театр «Авенида», где 25 октября было дано представление «Кровавой свадьбы» с Лолой Мембривес. Лорка уже и не знал, с чем можно было сравнить такой прием, — и наконец нашел подходящее слово: меня принимают, говорил он, как тореро. И верно: «la faena», работа с плащом, у Федерико — на уровне великих мастеров арены. Но кому он говорит об этом своем сравнении? Своему отцу, известному «aficionado», и, несомненно, с определенным прицелом: ведь отец не раз упрекал его за то, что он, в зрелом возрасте, еще не может сам зарабатывать на свои нужды, — так что теперь он должен будет относиться к сыну с уважением. Так Федерико «берет реванш» и освобождается от давивших на него комплексов. В этом же письме, обращаясь отдельно к матери, вечно погруженной в заботы, в том числе и финансовые, он добавляет, что будет зарабатывать «достаточно денег, чтобы обеспечить себя в Мадриде всем, что нужно».

Испанскому поэту представили одну из самых видных и многообещающих фигур «испанской» Америки — чилийского поэта Пабло Неруду — у него тоже будет улица его имени в Фуэнте-Вакеросе, рядом с улицей Федерико Гарсиа Лорки. Горячий энтузиазм и притягательная сила натуры Пабло Неруды хорошо известны всем, поэтому не стоит удивляться пафосу, с которым он приветствовал Лорку, видя в нем «высочайшую вершину, которой когда-либо достигал поэт нашей расы». В общем, здесь происходит настоящий «обмен славой»: Лорке был представлен также и Карлос Гардель — гений танго, почитавшийся полубогом.

Оглушительный успех обрушился на Федерико после представления «Кровавой свадьбы» 25 октября. Театр был взят штурмом; по окончании спектакля публика встала в едином порыве, чтобы приветствовать это театральное чудо и его автора. Овация стоя длилась не менее пяти минут. Эмоции публики перехлестывали через край, и это был не просто восторг записных театралов: с первой же реплики пьесы, когда Мать, надломленным голосом Лолы Мембривес, говорит о столкновении «соперничающих сторон» и предсказывает приближение «кровавого часа», все зрители вдруг понимают (и первый из них — Федерико, который, возможно, и сам-то четко не осознавал этого, когда писал вступительную сцену), что речь идет о самой Испании: ведь в ней только что была сформирована «соперничающая сторона» — «Фаланга», и правые «националисты» откровенно готовились к кровавому захвату власти.

Всего состоялось 100 представлений пьесы. Лорка, которому полагалось десять процентов от сборов, получил столько денег, сколько он никогда в жизни не видывал. Неслыханное дело: он там же, на месте, даже открыл счет в банке. Его комната была завалена подарками, которые он накупил для матери. Наконец пришла слава, и она опьяняет — его, который всегда в глубине души был неуверен в себе, но он сумеет использовать и славу на пользу делу — своему театру, главным образом будущему театру, — отложив про запас эти щедрые «взносы» публики.

Приехав в Аргентину на несколько недель, Лорка пробыл в ней полгода. Жаль только, что Рождество наступившего 1933 года он провел не в кругу семьи!..

Есть французская поговорка: «Париж сто́ит мессы». Перефразировав ее, можно было сказать, что «Борхес стоил путешествия». Лорка встретился наконец и с Борхесом, в узком кругу избранных, возглавляемом Викторией Окампо, гранд-дамой аргентинской словесности (любовницей Дрие Ла Рошеля, которому и приписывали это «словцо» насчет Борхеса). Впрочем, «встретился» — это громко сказано, так как Борхес, почти ровесник Лорки (он был на год моложе его), находился еще только на подступах к своей славе, но уже демонстрировал немалое самодовольство и высокомерную отчужденность: в его отношениях с людьми не было ни намека на теплоту, ни капли симпатии. Знакомство состоялось в салоне у Виктории, и Федерико, с его склонностью к игре, а в данном случае — даже к провокации, так как знал, что все оценивающе смотрят на него, вспомнил в разговоре с Хорхе Луисом свое пребывание в Соединенных Штатах и загадал Борхесу загадку: «Кто главный герой Америки — в радости и в беде?» И поскольку собеседник не знал, что ответить, он, как фокусник из рукава, извлек из себя великолепную, «голливудскую» улыбку: «Так это же Микки Маус!» Борхес был озадачен этим человеком, которого он не понимал: он был так непохож на него самого своей общительностью и краснобайством, не говоря уж о том, что оказался совершенно нечувствителен к его юмору. Дома он запишет в дневнике свои впечатления, которыми позднее поделится со своими собеседниками: «Лорка? Он показался мне человеком, который разыгрывал спектакль перед самим собой. Он играл роль. Я имею в виду, что он профессиональный андалузец». Итак, слово вылетело — и оно не воробей, его не поймаешь. В памяти потомков от встречи Борхеса и Лорки останется только эта наклейка, которая займет почетное место в списке знаменитых высказываний аргентинского Тиресия¹.

Впрочем, это нисколько не умалило восхищения аргентинцев Лоркой. Лола Мембривес, на волне феноменального успеха «Кровавой свадьбы», приступает к постановке «Чудесной башмачницы». 21 ноября было дано сотое представление «Кровавой свадьбы», на котором присутствовал «весь Буэнос-Айрес», интеллектуальный, артистический и политический: сам глава государства сидел в президентской ложе. Когда закрылся занавес, Лорка был вызван на сцену и прочел несколько поэм из своего «Цыганского романсеро» — будто нарочно, чтобы утереть нос Борхесу с его острым словцом насчет «профессионального андалузца». Затем он еще «поддал жару» — прочел свои знаменитые ярко характерные романсы «Antonito el Camborio» и «Неверную жену», от чего публика окончательно пришла в неистовство.

В это время в Мадриде театр Лорки «Ла Баррака» уже прочувствовал на себе результат победы правых на выборах: государственная дотация ему была прекращена, и коллега Лорки, Мануэль Угарте, руководивший театром в его отсутствие, просил его как можно быстрее вернуться в испанскую столицу. Но как устоять против чар Аргентины и этого сногсшибательного успеха, который и правда вскружил ему голову? Как это было и в Гаване, Лорка решает продлить свое пребывание здесь, и 1 декабря переживает еще один триумф: на сцене театра «Авенида» состоялась премьера его «Чудесной башмачницы». Успех был таков, что Федерико, хотя и далекий от всяких финансовых расчетов, был вынужден признаться испанскому послу, что не сможет вывезти из Аргентины «все эти песо». Ко времени его отъезда дело, однако, уладится — с помощью дипломатического чемодана. Наш «лунный Пьеро» умел, когда надо, стать ногами на твердую землю и управиться со своим добром — больше, конечно, из любви к матери и желания приобрести вес в глазах отца. В общем, Федерико мог смело возвращаться из Америки, напевая знаменитый куплет из Оффенбаха: «Я бразилец: у меня есть золото, и я прибыл из Рио-де-Жанейро...»

На фоне непрерывно растущего успеха в Аргентине была осуществлена постановка и «Марианы Пинеды», его первой пьесы. Но публика встретила ее с меньшим энтузиазмом, так как она не лишена вкуса и отлично почувствовала разницу между этой возвышенно-патриотической драмой о женщине, которая была написана дебютантом в драматургии, и его зрелыми произведениями, достойно вознесшими на пьедестал Женщину — лорковскую Женщину. Спектакль был снят с афиши, и Лорка, в очередной раз продлив свое пребывание в Аргентине, энергично взялся за написание третьего акта «Йермы», по настоянию Лолы Мембривес: она жаждала опередить знаменитую каталонку Маргариту Ксиргу, которой Лорка уже обещал эту пьесу. А пока он решил уехать с Лолой, изможденной и нуждающейся в поправке здоровья, на противоположный берег, в уругвайский Монтевидео, — и там его тоже встречала восторженная публика. Поскольку пьеса еще не была дописана, Федерико провел в уругвайской столице несколько поэтических вечеров и лекций.

Во время банкета в его честь один журналист задал ему каверзный вопрос: почему он, в свои 35 лет, еще не женат? Вопрос не застал нашего поэта врасплох — у него были заготовлены ответы на все случаи жизни, и на этот раз ответ прозвучал достаточно оригинально: «Мои братья и сестры поженились и вышли замуж, но я должен быть со своей мамой». Каждый мог истолковать этот ответ по-своему, но действительно в литературе полно примеров таких сыновей — преданно остающихся с матерью. Он и раньше не раз говорил, что донья Висента — единственная женщина в его жизни, единственная, кого он любил...

И всё же Федерико — это мужчина, который живет для женщин. Он — поэт, который служит женщинам, слушает их, внимает их жалобам и бедам. Он — драматург, который наделил даром речи испанскую женщину — так, как этого не делал никто до него. Поскольку наспех окончить «Йерму» не получалось, Лорка переработал комедию классика Лопе де Веги — «Дама-дурочка». Что она собой представляла в его варианте? У Лорки накопился богатый опыт работы с театром «Ла Баррака», театром бродячих комедиантов, который предполагает ответное сотворчество со стороны публики, народа, и потому он адаптирует Лопе де Вегу, устраняя из его пьесы всё, что может «не пойти» — например, слишком «заумные» тирады. Ритм действия — вот что главное в его театре. Все его актеры отмечали, что у Лорки действие выстроено с математической точностью: каждый жест, каждый шаг по сцене «закодирован», в результате всё вместе оказывается «оркестрованным» ритмичным действом — наподобие балета. Использовал Лорка и приемы античного театра: с детства пристрастившись к театру марионеток, он ставит пьесу Лопе так, как если бы Автор привязал ниточки к своим персонажам и заставлял их двигаться на манер античных масок или механизмов. Так же действовал Лорка и на сцене уругвайского театра, и его «перелицованная» «Дама-дурочка» имела успех, сравнимый с двумя предыдущими его пьесами.

Этот очередной успех был настолько велик, что, по настоятельным просьбам публики, Федерико возобновил свою старую пьесу — эротическую кукольную комедию «Балаганчик дона Кристобаля»; он отдает ее Лоле Мембривес, и эта пьеса становится ее триумфом. Приходится признать, впрочем, что реплики, отпускаемые в ней, были слишком «солеными»: постоянно упоминаются «сиськи» и «попы», а «маленькая пи-пи» то поет, то плачет... Ну что же, заключал автор в эпилоге пьесы, всё это в устах марионетки вполне невинно! Была переработана и пьеса о Перлимплине: например, в уста своего персонажа автор вложил всякие прибаутки, высмеивающие некоторых деятелей местной прессы, — они обычно вызывали в зале взрывы громкого смеха: «Критик из "Diario" храпит немилосердно», или «Критик из "Diario Español"», храпит на всём представлении», или «в середине представления его трость падает на пол с громким стуком — пим, пам, пом!» — и казалось, что театр сейчас рухнет от хохота... Что ни говори, Лорка умел раззадорить публику.

К тому же за всё это он получает огромные для него суммы, которые пересылает отцу в Гренаду почтовыми переводами из Монтевидео. Наконец-то он — состоявшийся человек, известный литератор и благопристойный гражданин. И тут случился парадокс: «родная» дружеская богема заклеймила этого недавнего голоштанника, назвав «деловым человеком»...

Наконец, после многих отсрочек, Лорка принял решение возвратиться в Испанию: 27 марта 1934 года состоялся прощальный вечер, с обильными возлияниями, на котором его провожали «сотни друзей» — Федерико увозил с собой илистый запах вод Рио-де-ла-Плата, напоминавший запах андалузского «bukaro». Вот он на палубе «Biancamano» — и утром 11 апреля уже прибыл в Барселону. Вечером того же дня он сел в поезд, идущий в Мадрид, и на следующий день был дома! Невероятное приключение в Латинской Америке осталось позади.

Впрочем, его успех в Аргентине продолжался и без него — вплоть до возвращения Лолы Мембривес в Испанию осенью: она успела дать 200 представлений «Дамы-дурочки», 150 — «Кровавой свадьбы», 70 — «Чудесной башмачницы» и 20 — «Марианы Пинеды». В том 1934 году Лорка, без сомнения, был самым играемым автором и постановщиком во всем испаноязычном мире.

Примечания

1. Тиресий — слепой прорицатель в Фивах, персонаж греческих мифов. (Прим. пер.)