Луис Лакаса

«Не скажу, когда именно состоялось наше знакомство, зато могу утверждать, что оно сразу перешло в настоящую дружбу. Лишь в молодости мы так легко и быстро становимся друзьями. Но в данном случае многое зависело и от веселого, общительного характера Федерико и его обаяния. С Федерико всегда было просто и радостно. Первое сохранившееся в памяти впечатление о встрече с ним относится к 1927 году. Федерико сидит на террасе моей мастерской и увлеченно, не замечая ничего вокруг, рисует вазу с цветами — виньетку к титульному листу первого издания "Цыганского романсеро". Потом мы виделись часто, и всякий раз это был настоящий праздник. Обаятельный, жизнерадостный, остроумный, Федерико всегда находился в центре всеобщего внимания, всегда главенствовал, задавал тон, но при это оставался простым, непосредственным, без тени тщеславия, будто в его редких дарованиях проявлялась сама Природа, а он лишь ее верный служитель».

* * *

«Федерико был блестящим собеседником, именно собеседником, а не человеком, произносящим монологи. Его слово было острым, изящным, умным, находчивым, искрометным. Как-то раз мы всей компанией ужинали вместе с ним в «Ла Паррилье» — таверне на площади Санто-Доминго в Мадриде. Сразу завязался оживленный разговор, и на первый план вышел Федерико. Вскоре он завладел вниманием всех, кто был в этой таверне — скототорговцев, мелких коммерсантов, рабочих; Федерико не выходил из-за стола, но в зале царил только его голос. Все присутствующие, затаив дыхание, слушали его шутки, смех, стихи, острые замечания, веселые истории, анекдоты. Вот тогда я воочию увидел, как велика его колдовская власть над людьми даже совсем незнакомыми; они не имели представления, что он признанный поэт, не знали его имени и вообще никогда не читали стихов, — просто их покоряло его редкостное обаяние».

* * *

«Пел Федерико слегка надтреснутым голосом, не-сильным, но задушевным, музыкальным, богатым оттенками. Он был прекрасным знатоком канте хондо и рассказывал о нем с необыкновенным воодушевлением. Федерико по-настоящему знал мелодии старинных испанских романсов и использовал это в своем поэтическом творчестве. При мне он пел "Сомнамбулический романс" и два романса об Антоньито эль Камборьо. А как проникновенно и тонко играл Федерико на рояле! К счастью, у нас есть тому подтверждение: сохранилась пластинка со старинными испанскими песнями в исполнении Архентиниты. Аккомпанировал ей сам Федерико. Тот, кто услышит эти записи, сразу почувствует, как прекрасен дуэт учителя и ученицы. Ведь Федерико не только работал с Архентинитой над текстами, но и сумел открыть ей всю духовную глубину старинных испанских мелодий».

* * *

«А еще Федерико был замечательным рисовальщиком, со своим стилем и верной рукой. Сама его подпись — это рисунок, лирический знак. Он, как дитя, радовался карандашам и краскам, которые были в моей архитектурной мастерской, создавал на больших листах завершенные композиции и старательно, увлеченно расцвечивал их. Я помню, как он рисовал святого Себастьяна: тело мученика в кровавых ранах, пронзенное стрелами, и рядом таинственная женщина с черными волосами, перегнувшаяся через перила. Федерико шутил по поводу своих рисунков, хотя в глубине души относился к ним всерьез: "Сохрани их. Со временем им цены не будет".

Но я — увы! — не сохранил ни рисунков, ни писем. Ничего. Теперь все это было бы нетленным сокровищем».