О.А. Москаленко. «Роль динамичных и статичных персонажей в сюжетных структурах типа "квест"» (На материале лирики Ф. Гарсиа Лорки)
Значительная часть жизни человека подчиняется импульсам бессознательного, в содержании и структуре которого присутствуют мифологические образы и события. Центральное место среди мифологических сюжетов занимает инициация. Проживая сценарии инициации в сновидениях и художественных произведениях, человек соприкасается со знанием, которое доступно лишь избранным, инициированным, из наблюдателя превращается в главного героя и творца процесса. В основе повествований с элементами обрядов инициации — сюжетная структура типа quest («квест»). В нынешнем понимании термин предложен Н. Фраем. Если рассматривать миф не только как источник художественного текста, а как его структуру, воплощение определенных ритуальных схем, то тему опасного путешествия-квеста можно интерпретировать в терминологии обрядов перехода, эквивалентных психологическому архетипу смерти и возрождения.
В основе повествовательных структур типа «квест» лежит субъект-объектная схема: герой, оказавшись в ситуации «недостачи» (разлада с миром) старается своими действиями эту недостачу устранить, при этом он должен преодолеть ряд преград и испытаний. На метафорическом уровне герой тяготеет к идеалу и мечтает о гармонизации мира; восстает против чего-то, а иногда — самого себя, изменяет реальность вокруг и изменяется сам. Любое путешествие — трансформация, прежде всего, самого путешественника. По содержанию героический квест — это духовная инициация, а структура «исход — испытание — возвращение» актуальна не только для обрядов перехода, но и для путешествия мифологического героя (по Дж. Кемпбеллу), волшебной сказки, квеста. В наше время обрядовая инициация трансформируется в инициацию воображаемую, онирическую, литературную.
Обратимся к некоторым из ранних стихотворений Ф. Гарсиа Лорки. Стихотворение «Как улитка отправилась путешествовать и кого она встретила в пути» (досл. «Приключения отважной улитки») похоже на обычную сказку с линейной структурой, где главные герои — улитка, муравьи и две жабы. Однако его структура тоже соответствует схеме «исход — испытание — возвращение». Объединяет путешествие мифологического героя и квест не столько схожесть структуры, сколько мотив движения: все важные события случаются по дороге. Структуральный подход позволяет сформулировать основную синтагму, которая будет накладываться на квест: субъект — предикат — объект. Эту синтагму, как предложение, могут наполнять любые второстепенные члены, актуализирующие хронотоп сотворенного мира.
Итак, утром улитка уходит из дома, чтобы увидеть, где кончается тропинка. Т. е. герой покидает замкнутое, защищенное пространство, начинает путь от центра к периферии. В пространственной плоскости реализуется оппозиция своего и чужого: дома и леса. Функцию последнего выполняют заросли крапивы и плюща. Согласно мифологической логике, пограничное пространство (а периферийное пространство по сути является пограничным) «является акциональным, то есть именно оно определяет сюжетные ходы» [1, с. 165], поэтому вполне естественно, что там путешественника ожидает встреча с хозяевами межевого локуса — двумя старыми лягушками. В отличие от улитки, эти хтонические существа статичны, они как будто слиты с пространством, которое занимают. «Призраки», по терминологии Дж. Кэмпбелла, как будто дыхнули на улитку потусторонним миром, пространством, где голоса не звучат: героиня онемела. Читателя эти «испытания» не столько пугают, сколько вызывают сочувствие и светлую улыбку. Мотив немоты и тишины при инициации появляется и в наполненном онириями стихотворении «Я печальный перед полями» («Yo estaba triste frente a los sembrados), построенном на аллюзиях на шекспировский «Сон в летнюю ночь». Во сне лирический герой сталкивается на дороге с двумя безмолвными тенями — тенью «злого гения» Декарта и тенью смерти; при их приближении замолкают лягушки. Лирический герой переживает настоящее испытание смертью: под взглядами, напоминающими «свинцовые поцелуи», он пытается найти нужную ему дорогу, но все пути смешиваются.
Улитка-путешественница не выдерживает испытаний, пугается суровых старух, отказывается от желания увидеть конец тропинки, уступает сомнениям и отказывается от своего мировоззрения. Так и не преодолев пограничный порог, она решает вернуться домой; можно считать, что инициация не пройдена, поскольку «...пограничное пространство в акциональном разрезе <...> представлено <...> как пространство инициальное» [1, с. 166]). Интересно, что на мгновение статичные персонажи превращаются в подвижных, сюжет будто приобретает второе ядро: лягушки «удаляются», и улитка «уходит, исчезая в траве» [2, с. 172]. Противопоставление «динамика-статика» сохраняется и в «Я печальный перед полями», но здесь движутся только призраки, воплощающие смерть и сомнения, — лирический герой пока не способен освободиться от «паутины, заткавшей сердце» [3, с. 30], а может только мечтать о недостижимом. Лишь с уходом призраков снова появятся звуки — нерешительно и разлаженно запевают лягушки, но их заглушает насмешливый хохот сфинкса, которого лирический герой видит на перекрестке дорог: путь так и не выбран, и впереди еще постижение мудрости и тайны и борьба за освобождение. Реальность сочетается с художественным вымыслом, и прорастает шекспировским лесом, искать выход из которого приходится всю жизнь. Именно противопоставление динамичного и статичного субъекта в стихах обусловливает решения: лирический герой, оказавшийся в шекспировском лесу наедине с призраками смерти и сомнения, не двигается — он статичен, пейзаж и все действия разворачиваются вокруг него или помимо его воли; по сути, и контакт с «активными персонажами», которые должны были вызвать качественное изменение личности, проявляется лишь мимолетным взглядом, что не вызывает последствий. Неподвижное остается неподвижным, поэтому любые усилия оказываются тщетными. Напротив, превращение старых лягушек из статичных персонажей в динамичных меняет композицию, оставляя возможность для дальнейшего развития и отрицая смерть. Старухи-лягушки превращаются в главных действующих персонажей; разумом они разуверились, но верят сердцем, совсем как обычные земные бабушки любуются внуками, когда слышат, как маленькие лягушата зовут Бога. Жизнь оказывается цикличной и, таким образом, бесконечной — она возрождается через детство.
На обратном пути улитку ждет еще одна встреча — с муравьем. Неловкая, трусливая улитка кардинально меняется, увидев страдания искалеченного насекомого: без колебаний принимает на себя ответственность за судьбу муравьишки, вина которого в том, что он увидел звезды с самой верхушки тополя. В рамках мифологической Вселенной Гарсиа Лорки тополь в этом стихотворении есть axis mundi, воплощение Мирового Дерева, разделяющего освоенное и неосвоенное пространство. Получается, что муравей из мира подземного, бессознательного (чувствуя свою инаковость, не желая больше быть частью бессознательного), поднялся по ветвям (ступеням духовного роста), пережил процесс психической трансформации), приобрел высшее знание, а сейчас его снова заставляют спуститься в подземный мир (в муравейник). Он овладел новым пространством, преодолел трудности, прошел обряд приобщения к сакральному, недостижимому для других знанию, то есть инициацию. Дерево становится для муравья дорогой, по которой он попадает в мир сакрального. На самом деле его смерть — лишь еще один этап на жизненном пути: на звезду его унесет золотая пчелка. Действительно, в пределах вертикального развертывания пространства «...любые восхождения и акты поднятия над землей наделяются семантикой божественной сакральности, неба, возрождения и жизни, тогда как углубление и, соответственно, акты спуска мыслятся связанными с хтонизмом, подземной сферой, умиранием и смертью» [1, с. 111]. А лирический герой стихотворения «Я печальный перед полями» так и не решается начать восхождение на гору, отказываясь от борьбы; желаемый локус, вертикальный путь, реализация которого является единственным способом вырваться из-под власти полного призраков леса, кажется ему недосягаемым: «Как далеко гора» [3, с. 31]. Именно встреча на горе со сфинксом должна стать настоящим испытанием. По мнению К.Г. Юнга, в жизни современного человека подобная сновидная, онирическая инициация вполне способна заменить старые ритуалы инициации и помочь выйти на следующую стадию развития.
Горизонтальный путь улитки и вертикальный путь муравья пересекаются в определенный момент времени, встречаются в определенной точке пространства. Эта случайная встреча становится настоящим проявлением судьбы, меняет обоих персонажей. Муравей получает возможность закончить свой путь, и помогает ему в этом улитка, которая из главного героя, субъекта квеста трансформируется в помощника, но при этом изменяется и сама. Можно сказать, что начат путь индивидуации, которая на первом этапе представляет собой символический отказ от ложных установок, и интроспекцию, то есть самопознание.
Литература
1. Лисюк Н.А. Міфологічний хронотоп: Матеріали до курсів «Міфологія», «Міфологія слов'янська і світова». К.: Український фітосоціологічний центр, 2006. 200 с.
2. García Lorca F. Obra completa: 6 tomos. Madrid: Akal, 2008. T. 1: Obras, I. Poesía, 1. 624 p.
3. García Lorca F. Poesía inédita de juventud. Madrid: Cátedra, 1994. 608 p.